в свой город, и пропала. Давеча Василич прибегал в магазин, так переживал шибко. У тебя все хорошо?
Я закивала, улыбаясь в ответ.
– Все хорошо, теть Шура. И у вас, как я вижу, тоже все в порядке. Не меняешься, все такая же молодая, да бодрая!
Ставя поднос на стол, она усмехнулась, отдавая дань моему бесхитростному комплименту.
– Скажешь, тоже, молодая! Уж шестой десяток пошел…
Я с улыбкой проговорила:
– Так о том и речь!! Пошел, не пошел, а ты все в одной поре… -Я полезла в свою сумку, и извлекла оттуда коробку шоколадных конфет, перевязанную нарядным бантом. Протянула ее женщине со словами. – Прими, теть Шура, гостинчик тебе из города.
Та зарделась от удовольствия, и забормотала со смущением:
– Да, зачем, Катенька… Небось дорогие…
Я только головой покачала.
– Не дороже денег, теть Шура. С чайком попьешь.
И тут я уловила тоскливый взгляд лесничего, переходивший с вазочки с карамельками на яркую коробку в руках у своего бухгалтера. Ну, чисто, малое дите! Я полезла опять в сумку, и достала еще одну, точно такую же коробку. Положила ее на стол, и подмигнула Санычу.
– И про тебя не забыла. Так что, тете Шуре нет нужды делиться с тобой.
Женщина тихонько прыснула со смеха в кулачок, и поспешила покинуть кабинет начальства под сердитым взглядом хозяина кабинета. Вся деревня знала о слабости Саныча к шоколадным конфетам.
Чай мы выпили, неспешно беседуя о производственных вопросах. Саныч попросил меня послать в деревню трактор, чтобы дороги почистить после бурана. Трактор лесничества дышал на ладан, и мог застрять в любом сугробе. В общем, беседа прошла, как и полагалось, со взаимной приязнью и дружеским участием. Я уже засобиралась в обратный путь, когда Саныч, словно что-то вспомнив, остановил меня.
– Да, Юрьна, чуть не забыл. К нам егеря нового посылают. То ли охотхозяйство раздобрилось, штат расширило, а может еще по какой причине, не знаю. – И он внимательно, со значением, посмотрел на меня. Не дождавшись от меня никакой словесной реакции, продолжил. – Я им говорю, что ж так внезапно-то, посередь зимы? У нас для него и жилья никакого нет. Разве что, на постой к кому определить. А мне отвечают, мол не кручинься и не горюй, не твоя, мол, это проблема. Егерь будет жить на заимке, которую летом экспедиция строила. Ты только ему лошадь выдели, а остальное, мол, наша забота. И уже, говорят, сегодня и явится. – И он опять уставился на меня, словно пытаясь влезть в мою черепушку.
Я молчала, как рыба в гастрономе на прилавке, стараясь придать своему лицу равнодушное выражение, говорившее: «А мне-то что? Мое дело-сторона.» А у самой мысли метались со скоростью вспугнутых белок. У меня, почему-то, даже сомнений не возникало, что не простой это егерь, ох, не простой. Вот, только нам еще тут шпионов не хватало! Хотя, после всего произошедшего с экспедицией, подобных шагов следовало ожидать от Паукова-старшего. Теперь он решил сначала «брод» разведать, а уж потом в воду лезть. Ох ты, Господи… Я усиленно размышляла,