для Москвы луну.
Он думал о том, что жизнь как начинается с одиночества, так одиночеством и заканчивается. Остаются только небольшие отрезки времени, наполненные воспоминаниями и чувствами. Они оставляют после себя лишь потрёпанные документы, полузабытые награды и множество бесполезных предметов, значимость которых рассеивается быстрее, чем память об их владельце. Одинокая мебель, завешенные зеркала и запертые двери.
За окном окончательно стемнело, а луна спряталась за пеленой облаков.
Аркадий лёг на кровать и закрыл глаза. Ему казалось, он слышит плач новорождённого ребёнка, очень похожий на плач его собственного сына.
Жизнь подходила к концу. Книги, которые он забрал из академии, так и остались лежать в коридоре. Потёртый паспорт уже никогда не покинет кармана пальто. Тихонько поскрипывала старинная мебель, будто прощаясь со своим последним владельцем. Входная дверь была заперта на ключ.
Дверь…
Последняя мысль вызвала у философа тревогу и беспокойство. Закрыл ли он после ухода дверь кабинета? Мозг из последних сил обратился к памяти, но не смог получить ясного ответа. Руки в момент ухода были заняты сумкой с книгами и портфелем, а значит, есть вероятность, что дверь в его кабинет осталась открытой.
Аркадий хотел подняться с кровати и, несмотря на позднее время, поехать на работу, но было уже слишком поздно…
Было поздно закрывать какие-либо двери. Эта дверь навсегда останется для него открытой. Дверь, в которую может проникнуть что угодно. И это что-то ожидало по ту сторону порога.
– Сынок! Пора вставать!
Это был голос мамы. Аркадий открыл глаза, но ничего не увидел. Вокруг царила кромешная тьма. Аркадий хотел откликнуться, но не смог. Он не ощущал своего тела и словно парил в черноте.
– Папа! Ты, наконец, пришёл!
Это уже говорил сын.
– Дорогой? Ты слышишь? – прозвучал голос Зои.
«Где я? Почему ничего не видно?»
Думать удавалось с трудом, словно мозг погрузили в пугающе вязкую субстанцию, тормозящую движение нейронов и все другие процессы, необходимые для мышления.
Что-то блеснуло. Появилась полоса света. Световой отрезок пересёк незримую черту и не прервался. Незавершённый отрезок – это луч. Аркадию вспомнился Островский. Луч света в тёмном царстве. Или правильнее будет сказать в царстве тьмы?
Вновь послышались голоса родителей, сына и жены. Теперь они звали его все одновременно. Вскоре Аркадий начал различать голоса друзей и дальних родственников. Голоса всё прибавлялись и прибавлялись. Звучали громче. Они перемешивались между собой, и вскоре стало невозможно различать отдельные слова. Этот шум вытеснил черноту, и одновременно к Аркадию вернулось ощущение самого себя. Как будто чернота и была той самой субстанцией, что блокировала любую деятельность. Философ глубоко вздохнул. Шум проник в него, и они стали единым целым.
– Приветствую тебя, Номер Семь.
Все стихло. Когда Оно говорит, всё остальное замолкает. Аркадий