суетливо вытащила из сумочки кошелёк и спросила. – Может нужно помочь? На продукты…
На мгновение лицо парня застыло, как маска. Но он быстро взял себя в руки.
– Оксана, ты явно смелее своего кавалера, – сказал он, серьёзным тоном. – Спасибо! Но у меня всё в порядке.
– Но ведь, Вы не можете работать, а пенсия…, – попробовала настоять одноклассница.
– Ошибаешься, – перебил её Анатолий, – я зарабатываю деньги, …на заводе.
– …?
– Да, на конвейере собираю электромоторы. Вот этими руками управляю станком-автоматом.
Тут он поднял культю и продемонстрировал, что может шевелить раздельно обтянутыми кожей лучевой и локтевой костями, как будто двумя пальцами. Комок подступил к горлу, когда я попробовал представить себе, как можно двигать лучевой или локтевой костью руки, даже если они обросли кожей, а Оксана вдруг наклонилась и, осторожно обхватив пальцами культю, легонько пожала её, улыбнувшись инвалиду. Изуродованное лицо Толика застыло, ещё больше напомнив гримасу, но почти сразу снова ожило.
– Не стоит! – сказал он тихо и опустил голову.
– Мне сейчас показалось, что я Вас давно знаю. Спасибо, Анатолий, – ответила девушка, – за Ваш подвиг на войне и за мир для всех нас!
Парень с минуту неподвижно сидел в своём кресле. Когда он снова посмотрел на нас, лицо его было спокойным, и улыбка играла на губах.
– Пора вам, ребята, – сказал он и добавил: – Смотри, парень, если будешь таким робким, уведу у тебя Оксанку и женюсь. Как пить дать, женюсь.
Поднимаясь по лестнице, девушка всё время оглядывалась. Перед дверью универмага мы ещё раз посмотрели вниз. Десантник поднял правую руку к берету и резко отвёл вперёд и вверх, салютуя нам. Некоторое время мы с одноклассницей молча пробирались к прилавку с фототоварами. Пока я покупал фотоплёнки и фотокассеты, чтобы дома подготовить всё для быстрой перезарядки фотоаппарата, девушка бродила между рядами пианино, рассеянно нажимая на клавиши и извлекая из инструментов грустные протяжные ноты. Продавщица, направившаяся было к ней, чтобы одёрнуть расшалившуюся школьницу, увидела что-то в её глазах, сменила траекторию, ретировавшись за прилавок. Разговаривать не хотелось. Мы поднялись на второй этаж на антикварном лифте с коваными раздвижными решетками вместо внутренних дверей, прошли через отделы с одеждой и спустились по широкой каменной лестнице, оказавшись снова в северном крыле универмага. Вышли из магазина и молча, побрели обратно по улице Фридриха, а я гадал, как долго Оксана сможет идти рядом, не произнося ни слова. Как ни странно, первым тишину прервал я сам:
– Оксан. Хочешь, провожу тебя домой? – задал вопрос только чтобы не молчать.
Девушка с досадой и недоумением посмотрела на меня, должно быть, гадая, какую ещё шутку я придумал. Ответила ещё через квартал.
– А, ведь он совсем молодой. И тут с ним такое…! Что…? А, да. Спасибо! Ты и так меня провожаешь.
– Прости, меня интуиция подводит. Не помню,