в приспущенное окно дверцы и ввалился в кабину. Под порывами ветра обледенелая веревка извивалась и билась в мясистых руках Челюкина, пытаясь вырваться на волю. Трудно соображая, какой рукой управлять машиной, а какой парусом, он стал менять руки, пока рядом в пассажирское кресло, не сел Сохин, со вторым концом той же веревки.
– Кажется, мы затеяли что-то несусветное! – произнес водитель, потом сжал в кулаке управляющую снасть и решительным голосом добавил, – Ну, с богом!
Они оба потянули за концы. Корпус машины дрогнул, и передние лыжи, неожиданно оторвались от заснеженной поверхности. Почтовый конь, не привыкший к обузданию, резво встал на дыбы, протестуя бесцеремонному обхождению. Потом под натиском ветра, сани сильно накренились, и их чуть не перевернуло. Зловещее трепетанье брезента, доносившееся сверху, напоминало хохот стороннего наблюдателя, который угорал над бредовой идеей двух изобретателей. Водителя и экспедитора обдало жаром. А когда они уже были готовы открыть дверцы и повыскакивать с машины, ветер неожиданно сменил направление, и огромное зеленое полотнище с хлопком выстрела, раскрылось перед лобовым стеклом, загораживая передний обзор. Уродливый транспорт, напоминающий экзотическое насекомое, сорвало с места, и стремительно понесло в направлении села, располагавшееся в пяти километрах от их, вынужденной стоянки.
Катя сидела за столом напротив дедушки, и без особого желания елозила ложкой по тарелке с гречневой кашей, что вызывало внутреннее раздражение у старика.
– Худая ты какая-то! – произнес Иван Никифорович, отрываясь от ужина, – Кожа да кости! Ты на мясо, на мясо налегай!
Девушка подняла голову и улыбнулась. Она пододвинула поближе тарелку с золотистым куском запеченного в печи ароматного мяса, отколупала вилкой небольшой кусочек, затем отправила его в рот.
– Дедушка! – робко произнесла Катя, пережевывая пищу, – Ты не знаешь, Игнат приехал домой?
Иван Никифорович медленно положил вилку на стол.
– Ах, вон ого что! А я-то думаю, что понесло ее в такую пургу? Оказывается Игнат!
Меняясь в лице, старик встал из-за стола, подошел к окну, отодвинул затертую снизу занавеску, и взял с подоконника полупустую пачку папирос и спички.
– Ты Катюша открой глаза, – недовольно пробубнил он, – И выкинь своего Игната с головы. Крепко заморочил он тебе голову!
– Он меня любит! – тихо возразила внучка, и стала ожидать реакции деда, который не скрывал неприязнь к сельскому парню.
Старик, бросил на внучку ироничный взгляд, затем не спеша достал с пачки папиросу, смял ее крестом, после чего вставил в рот, и чиркнул спичкой.
Ивану Никифоровичу нужна была пауза. Он обдумывал, какие подобрать слова, что бы они ни так больно ранили хрупкую душу внучки, и отвадить от нее сельского хлыща, который не стоил ее переживаний. В селе «Березки», где происходили события, Игнат еще недавно встречался с Катей, которая частенько приезжала