удивительные формы государственного строительства, покоящиеся на политических, правовых и духовных началах, неведомых западному миру; редкое и органичное сочетание национальных элементов с идеей мессианства, столь свойственной православию, в частности русскому. Их правовой анализ позволяет со всей очевидностью удостовериться в истинности суждения о том, что в специфике Земских соборов наглядно проявляются и основные правовые цели, свойственные нашему государству этого времени, и их своеобразие.[541] Думаю, что такое мнение не совсем верно. По-видимому, ни идеализировать Земские соборы, как это делали славянофилы, ни приписывать им широкого представительства, наконец, противопоставлять их деятельность власти абсолютного монарха не следует, так как все это, по мнению С. О. Шмидта, очень похоже на дань историографической легенде.[542]
По всей вероятности, прав Б. Н. Чичерин, который с большой долей осторожности говорил о Соборах как о представительных учреждениях. Если в западном случае сословные права считались «главной пружиной развития представительных учреждений», где начала свободы хотя и уступили единодержавию, все же не заглохли совершенно,[543] то на Земских соборах, за исключением случаев выборов новых государей, «нет и помину о политических правах… Характер Земских соборов остается именно совещательным… Они созываются правительством, когда оно нуждается в советах по известному делу. Мы не видим в них ни инструкций, данных представителю от избирателей,[544] ни того обширного изложения общественных нужд, ни законодательной деятельности, которой отличались даже французские генеральные штаты. Мы не встречаем следов общих прений; часто нет даже никакого постановления, а подаются только отдельные мнения по заданным правительством вопросам».[545] И вообще, царь совещался с подданными как помещик со своими крепостными.[546]
Вместе с тем Земские соборы заняли свое место в государстве с автократической системой правления, которая представляла собой нечто среднее между азиатской деспотией и западноевропейским абсолютизмом.
При российском варианте организации царской власти, при полном подавлении личной свободы не могла развиваться свобода политическая. Россия знала личную свободу при отсутствии государства, а узнав государственный порядок, потеряла свободу. Это состояние несвободы земцев чрезвычайно интересно проиллюстрировано приговором Собора 1566 г. По этому поводу И. А. Худяков пишет: «Желание Иоанна воевать было известно, и вот все сословия дали вполне единодушное мнение, до такой степени сходное в подробностях, что нельзя не видеть, что они считали себя не вправе „сметь свое суждение иметь“».[547] Это высказывание заставляет сомневаться в утверждении, что Собор, представляющий собой некую массу несвободных людей, может осознанно ограничивать царскую власть. Когда же это все-таки происходило, и решения Соборов вынуждали царя изменить свою точку