ее не извинял, но не знал, как об этом сказать.
– Ты бледный, вспотевший и мусоришь, где попало.
Ральф удивленно взглянул на нее.
– Что-то выпало у тебя из газеты. Какая-то рекламка.
– Правда?
– Ты сам знаешь прекрасно, что правда. Извини, я сейчас.
Она встала, перешла улицу, наклонилась (Ральф заметил, что для женщины шестидесяти восьми лет ножки у нее еще очень даже ничего) и подняла проспект. Потом вернулась к скамейке и села.
– Вот, – сказала она. – Теперь ты больше не мусоришь.
Неожиданно для себя он улыбнулся.
– Спасибо.
– Не за что. Теперь я вправе воспользоваться купоном от Максвелл-Хаус, съесть, к примеру, вегетарианский гамбургер и выпить диетической колы. Я так растолстела с тех пор, как умер мой мистер Чесс.
– Ты вовсе не толстая, Луиза.
– Спасибо, Ральф, ты настоящий джентльмен, но не будем отвлекаться. У тебя голова закружилась, да? Ты чуть не упал.
– Я просто слегка задохнулся, – натянуто отозвался он и обернулся, чтобы взглянуть на ребятишек, которые играли в парке в бейсбол. Они смеялись и бегали по площадке. Ральф позавидовал их молодым легким.
– Значит, слегка задохнулся?
– Да.
– Просто слегка задохнулся.
– Луис, тебя заело, как старую пластинку.
– Ну ладно, старая пластинка сейчас кое-что тебе скажет. Ты просто псих, если в такую жару потащился на холм. Если ты хочешь гулять, почему бы тебе не пройтись по шоссе, продолжению Харрис-авеню, там все-таки ровная местность.
– Потому что эта дорога напоминает мне про Каролину. – Ральфу и самому не понравился его грубый, холодный тон, но он ничего не мог с собой сделать.
– Вот черт. – Луиза легонько коснулась его руки. – Прости, пожалуйста.
– Все в порядке.
– Нет, не в порядке. Я должна была сообразить. Но твой нынешний вид мне тоже очень не нравится. Тебе уже не двадцать лет, Ральф. И даже не сорок. Я не хочу сказать, что ты в плохой форме – для своих лет ты просто в отличной форме, – но тебе надо себя поберечь. Я думаю, Каролина бы не обрадовалась тому, что ты себя гробишь.
– Да, наверное, – сказал Ральф. – Но я и вправду…
…в порядке, хотел он сказать, но потом вдруг увидел глаза Луизы и понял, что не сможет закончить фразу. В ее темных глазах были усталость и грусть… или, может быть, одиночество. А может, и то, и другое. В любом случае это было не все, что он увидел в ее глазах. Еще он увидел себя.
Какой ты дурак, говорили эти глаза. Или мы оба с тобой дураки. Тебе семьдесят лет, Ральф, и ты вдовец. Мне шестьдесят восемь, и я вдова. И сколько еще мы будем сидеть вечерами у тебя на крыльце с Биллом Макговерном в качестве дуэньи?! Надеюсь, не очень долго, потому что у нас мало времени – у двух старых грибов.
– Ральф, – вдруг встревожилась Луиза. – Ты точно в порядке?
– Да, – сказал он, опустив взгляд на свои руки – Да, конечно.
– У тебя было такое лицо, как