гораздо труднее выгнать из головы всякие посторонние мысли, внезапно вспомнившиеся навязчивые песенки из той, прошлой жизни и лезущие на их место псевдофилософские размышления о тщетности всеобщего бытия и моего конкретного.
Магистр терпеливо ждет. Через какое-то время он устает стоять и тихонько (как ему кажется) пододвигает стул и садится. Через еще почти десяток минут едва слышно начинает топать ногой. Потом вздыхает.
– Я так не могу! – Опустив ладонь, я возвожу глаза к беленому потолку, раздраженно выдыхая.
– Эвелин, а тебя обучали музыке? – Магистр задает этот вопрос внезапно, и я напрягаюсь, ожидая подвоха, но старец продолжает, словно бы не заметив смены моего настроения: – Я слышал про звуковые «якоря», это всегда разная нота, может, если ты споешь ее мне, я смогу чем-то помочь?
– Она очень низко, – помедлив, ответила я, здраво рассудив, что принцесса, так или иначе, получала светское образование, училась танцам, и хотя бы попытки в овладении музыкальным инструментом или в пении быть могли.
– А ты попробуй перенести ее повыше, там, где тебе удобно будет, сможешь?
Я неуверенно кивнула, вспоминая высоту звука. Потом тихонько замычала, закрыв глаза и пытаясь звуком нащупать ту самую ноту, морщась от собственных поползновений. В какой-то момент мне показалось, что я вроде бы нашла нужное, открыла глаза, намереваясь сообщить об этом магистру, и замерла, замолкнув и слушая стихающее гудение струны в своем сознании.
Сумрачный силуэт с нечеткими границами сидел на месте магистра, едва просвечивая через плотный золотисто-серебряный кокон, которым был окружен. Со всех сторон к этому кокону шли тонкие нити Ато, появляясь буквально ниоткуда и питая его.
– Эвелин, спой мне ноту, которую ты слышишь! – У сотканного из мглистого силуэта нет лица и пола, но голос магистра узнается легко. Я снова куда более уверенно воспроизвожу нужный звук, не размыкая губ, а потом перевожу взгляд на себя, поднимая правую руку.
Кажется, Светозарная не шутила, когда говорила, что мы станем почти что сестрами после обмена клятвами. Мое тело казалось чуть больше привычного и словно бы состояло из той же материи, что и тело явившейся мне в храме богини – молочно-белая сияющая субстанция с легким серебристо-голубым отливом.
В моей левой руке свернутый в трубочку лист бумаги, кажущийся сейчас практически несуществующим, тонким, полупрозрачным.
Я делаю вдох, набирая воздуха для того, чтобы продолжить мычать, и снова поднимаю взгляд на магистра.
– Отщепи от себя нить Ато, например, от левой руки, и раздели ее, как я показывал. Не торопись, у нас много времени, – подбодрил меня он.
На словах это оказалось проще, чем на деле.
Я, сделав очередной вдох для того, чтобы продолжить держать нужную ноту, протянула пальцы к своему запястью и попыталась потянуть себя за «кожу», чтобы получить нить. А в итоге, аккуратно потянув вверх, чуть не поперхнулась собственным «пением», увидев, как моя «кожа» вытягивается вверх на добрые десять сантиметров.