когтями в рожу Тузика и завалил пса под стол.
– Бальтазаровские прихвостни инвалида обижают! – жалобно завопил из-под стола Тузик.
– Братва, инвалиды честных котов бьют! – оттуда же истошно завизжал Циклоп.
Накалённая злобой атмосфера взорвалась. Коты с диким мяуканьем бросились тузить инвалидов, а искалеченные войной ветераны охотно вспомнили времена жарких рукопашных сражений. Полетели в стороны перевёрнутые столы, в ход пошли деревянные табуреты и костыли. Свинья-бармен занял оборону за стойкой бара, с кухни подоспели поросята с поварёшками.
Ушастый, срезав пару кошелей у буйных инвалидов, по стеночке пробрался к выходу. Через минуту в дверь прошмыгнули слегка потрёпанные Циклоп и Тузик.
Шустрик из окна кухни загрузил провизией Жорика и погнал «лошадь» по узким улочкам к перекрёстку, где ношу запыхавшегося кабанчика слегка облегчили оголодавшие товарищи.
В лавку жестянщика компания ввалилась сытая и довольная, шумно обсуждая удачную операцию по изъятию чужого имущества.
– Медяков натырили маловато, – посетовал Циклоп.
– Зато харчем отменно затарились, – свалив мешок с плеч, похлопал пузо Жорик.
– На воровстве и разбое долго не проживёшь, – недовольно встретил компанию Никитка.
– Честные на хлебе и воде сидят, а шустрые пируют, – отказался поститься поросёнок. – Вон Шустрик стащил прямо с разделочной доски молоденького петушка. Ща-а-а на вертел насадим и зажарим!
– Красивый петушок, но ещё не ощипанный, – извинился за дефект мышонок.
– Не трави душу, Шустрик, вынай петуха – вмиг ощиплю, – потянулась к добру Лисса, любительница куриных потрошков.
Шустрик порылся в мешке и извлёк на свет придушенную птичку. Пёстрое тельце окручено верёвкой, даже клюв завязан.
– Да это же попугай! – засмеялся Никитка.
– Что, несъедобный? – огорчился Жорик.
– Раз на кухне лежал, значит съедобный, – пустил слюну Серый.
– Верно, волчара, – оживился Жорик и метнулся за разделочным тесаком.
– Я тоже не прочь куриного бульончика отведать, – скромно поддержал хищных зверят Тузик.
– А я вот сомневаюсь, – встал в оппозицию Колючий. – Уж больно осмысленно и жалобно петушок на нас смотрит.
– Если жалко – не ешь. Нам больше достанется! – подскочил Жорик с тесаком к жертве. – Никакого бульона! На вертел птицу, и поджаривать до румяной кожицы!
– Эй, живоглоты, говорящих тварей жрать нельзя! – грудью закрыл бедного попугая Никитка.
– Петух молчит, – обвинительно ткнул тесаком в сторону жертвы палач Жорик и подкрался с другого бока.
– А ты клювик-то развяжи, может, и заговорит.
– Брехня-а-а! – Жорик неохотно разрезал верёвочку.
– Кар-рамба!!! – истошно заорал попугай. – Я говор-рящий! Я р-разумный!
– Вона как, – утёрся рукавом Жорик. – Чуть грех на душу не принял.
– Кар-рамба! Сто акул тебе в печень,