что. Да и не очень-то получается разглядеть: она позолоченная, а солнце как раз над нею, так что сияет эта дама, как лампочка.
Я отвожу взгляд, смаргиваю слёзы и с удовольствием вижу знакомые и такие привычные торговые ряды. Миры, может, и разные, а вот рынки везде одинаковые. Здесь он пафосный такой – прилавки не просто деревянные, а каменные. Целые беседки в античном стиле! И люди вокруг не снуют туда-сюда, как у нас на Домодедовской, а степенно прогуливаются. Красота!
Хм… Глаза меня вряд ли обманывают, а значит, я здесь не одна такая беленькая. Вон, женщины у ближайшего прилавка тоже очень светлые. Темноволосые, но точно белокожие. Да, закутанные с ног до головы, но на таком солнцепёке это не удивительно. Я б тоже закуталась, если б было во что.
И не так уж с одеждой не угадала. Допустим, лён тут не носят, предпочитают шерсть. Но фасон похожий. На мне сейчас туника и широкие брюки. Здесь в моде юбки, однако если я не стану делать широкий шаг, разницу вряд ли кто-то заметит. А вот куртка будет бросаться в глаза. Ещё бы, она вдобавок серебристая и блестит.
Может, всё из-за неё? Вдруг стража и мальчишка решили, что это какая-нибудь чешуя?
Я стягиваю куртку, вешаю на локоть и старательно заправляю в ворот туники камень – мой билет домой.
Всё, можно идти.
Для верности я опускаю взгляд и стараюсь спрятаться за волосами. Наверное, получается – никто не тыкает в меня пальцем, никто не падает на колени и от ужаса не дрожит. Голову, конечно, печёт. Но с этим я разберусь, как только пойму что к чему.
Первым дело надо узнать про деньги.
И тут меня чуть не сбивают с ног. Я машинально подхватываю закутанную в чёрное старуху и на мгновение забываю даже про жару, потому что приторный запах не то духов, не то… яда?.. не знаю, но он чуть не выворачивает меня наизнанку.
– Простите, с вами всё в порядке?
Старуха слепо щурится, и я осторожно усаживаю её на ближайшую каменную скамью. Оглядываюсь: неужели рядом никого из родственников? Такие слабые пожилые женщины не должны ходить на рынок одни.
И верно: к нам уже торопится юноша. Я привычно прячу взгляд и улыбаюсь старухе. Она тянется ко мне сухой, сморщенной рукой. Кожа на ней вся в пигментных пятнах, и я вдруг думаю, что смерть тоже где-то неподалёку. Наверное, меня ведёт от жары: в голову лезут странные мысли. Например, лицо у смерти моё, только серое и унылое. А ещё я отчего уверена, что слабость старухи вызвана ядом. А отравитель непременно царь. О как! Вижу как наяву: он, величественный, на коне; она, жалкая, у его ног. Вспышка золота… Бред какой.
Это наверняка жара на меня так действует.
– Матушка! – тот юноша уже рядом, осторожно обнимает старуху, бормочет благодарность. Вот ему плевать, как я выгляжу.
Старуха цепляется за рукав моей куртки и всё силится что-то сказать. Я осторожно разжимаю тонкие, скрюченные пальцы и искренне желаю:
– Пусть у вас всё будет хорошо.
Мне чудится, что старуху осеняет золотой свет. И смерть отворачивается, уходит. Мне же, наоборот, становится нечем дышать – правда, всего