вреда не будет. Но тут смертная наконец выдыхает:
– Что?
И привстаёт, крепко держась за подлокотники.
“Неужели её волнует судьба этого раба? – думаю я, следя за ней. – Но почему?” Он даже не красив. Наверное, нужно быть человеком, чтобы понять причину этой внезапной жалости. Для меня мальчишка кажется не интереснее червя, которого вот-вот задавит повозка.
Верховная жрица склоняется до земли и спрашивает снова:
– Великая госпожа, хотите ли вы его?
– Что? – повторяет смертная, в ужасе глядя на неё.
Жрица с улыбкой кивает, будто поняла волю госпожи. И с презрением бросает рабу:
– Великая госпожа не желает тебя. Как посмел ты поднять на неё свой ничтожный взгляд? Ты не достоин её милости. И ты не достоин жить.
Ах, так вот в чём дело! Мальчишка посмел взглянуть на богиню. Что ж, согласен, он не достоин жить.
Один из стражей немедленно выступает вперёд и вытаскивает из ножен короткий меч. Я смотрю, как сверкает солнечный луч на клинке. Мне скучно. Сейчас смертная девчонка отвернётся – не станет же она смотреть на казнь, ей должно быть противно. Но возразить не посмеет. Тогда Верховная жрица решит, что игра закончена и наконец уведёт “богиню” в покои наверху, где девочка сможет отдохнуть. Я прослежу, чтобы о ней позаботились – и пришлю смертной прислужника.
Перед этим надо погрузить смертную в целебный сон, а то слишком уж сильно и неровно бьётся её сердце.
– Что вы делаете? Стойте! – вдруг раздаётся голос, так похожий на Шамиран, что мне от него не по себе.
Смертную колотит, словно это её шее угрожает клинок. Но она и не думает отворачиваться.
– Прекратите! За что?
Верховная жрица позволяет себе удивиться.
– Великая госпожа, этот недостойный осквернил вас.
– Меня? Чем?!
– Своим нечестивым взглядом, великая госпожа. Вы не желали его, а он посмел на вас посмотреть. – Жрица поворачивается к трясущемуся рабу. – Моли о прощении!
Тот открывает рот, как рыба – не раздаётся ни звука. Жалкое зрелище. Я отворачиваюсь и смотрю на девочку, которая в этот момент кажется такой несчастной, что я чуть было всё не прекращаю. Мне хочется сейчас лишить жизни их всех – рабов и жриц. Всех, кто заставляет её страдать.
Только следует начать с себя, ведь по моей воле она здесь.
Но тут смертная выпрямляется, гордо вскидывает голову и отпускает подлокотники. Я отшатываюсь – так она похожа сейчас на Шамиран.
– Как ты смеешь, жрица! Не тебе решать, кому жить или умереть.
Та улыбается.
– Но, госпожа, если вы простая смертная, то, получается, как раз мне.
Девочка вздрагивает, я вижу её замешательство. На мгновение мне становится интересно, как же она выкрутится.
Потом я снова ловлю её отчаянный, несчастный взгляд – и шёпотом отдаю приказ.
Земля вздрагивает. По каменным плитам дорожки пробегают трещины, но беседка остаётся неподвижной. Мне не нужно, чтобы смертная пострадала, а человеческим строениям