прибившегося к ним с тамыром переодетого офицера и его опасной тайны, возникни такая необходимость. Даже против сына хана Кене! Когда и какой силой этот парень сумел завладеть его душой, он не заметил и внятно объяснить не смог бы. Скорее всего, в этом повинен Баюр, безоговорочно взявший поручика под своё крыло. А побратимы едины в помыслах и желаниях. По правде сказать, во всё время напряжённого ожидания ему несколько раз казалось, что уже вот… вот… пора нажать курок. Но волхв застыл каменным идолом, а подталкивать его к решительным действиям и советовать он не решился. Не иначе мудрые духи сдержали его палец, а они никогда не ошибаются.
Волхв приподнялся, встав на колено и опершись на ружьё, когда Чокан к ним подошёл. Не изругал поручика, заставившего их ползать на брюхе и волноваться, ни о чём не спросил, дожидаясь, когда тот сам откроет рот. Тот и открыл, кривя усмешку и собираясь отшутиться, но заметил блеснувшие бисеринки пота, обильно выступившие над верхней губой друга, и понял, что острословие и надуманное ехидство сейчас вовсе не уместны.
– Ему было десять лет, когда погиб его отец… и мой дядя, – вместо объяснений сказал он, безошибочно догадавшись, что остроглазый приятель-киргиз успел представить нежданно-негаданно возникшего отпрыска Кенесары. – Другие смирились с поражением, бросили оружие. Но не он. Сказал, что не предаст памяти отца и продолжит его борьбу.
Джексенбе поднялся, отряхивая халат и затягивая платок на поясе, всем видом показывая, что ничего нового не услышал, что сказанное касается просвещения тамыра в степной политике. Баюр на слова Чокана кивнул, с лёгкостью додумав остальное: звал с собой, но родич отказался. Он русский офицер, присягал на верность Белому царю. Расстались не врагами, но и не соратниками. А дальше – как судьба решит, и не приведи бог столкнуться лоб в лоб. Но не сейчас – и на том спасибо.
Их лошади, заслышав разговор хозяев и почуяв отлетевшую настороженность, вышли из ложбинки, покинув укрытие, и застучали копытами по каменной россыпи, направляясь к людям.
– Стало быть, наши планы не меняются, – сделал вывод Баюр, неожиданно для себя почувствовав, как с плеч свалилась гора, позволив дышать свободно.
– А что могло их изменить? – удивился поручик и, уловив едва заметный вздох облегчения волхва, не удержался от укоризны: – Мне было двенадцать лет, когда в Омск привезли голову Кенесары. Я только-только поступил в кадетский корпус. Уж если и тогда я не сломался и яд мщения не отравил мозг, теперь поздно искать во мне последователя воинственного хана, – он нащупал носком ичига стремя и взлетел в седло.
«Да-а, – подумал Баюр, – мальчику не позавидуешь. Какой ад в душе пришлось ему пережить, зная, что между ним и его прославленным родичем – призрачная граница, которую в его воле разрушить, всего лишь шагнув за черту. И в его воле придать ей алмазную прочность, что, конечно, труднее