изданию.
Вокруг меня усадили бакинца Юнусова, верзилу Гундарева, чуть было не окончившего пединститут в Ярославле, узбека Уразбаева, искренне обрадовавшихся предстоящей встрече в нашей убогой ленкомнатке. Белоруса Ефимова с комсомольским значком поставили с тетрадкой и приказали только чаще жестикулировать, читая какой-то безумный текст.
Когда вошли торжественно Кац и Гуменюк с несколькими старшими офицерами, я пережил примерно то же, что император Николай II в Петропавловском соборе при коронации и, так же едва не потерял сознание.
Занятие прошло блестяще!
Ефимов, глядя в бумажку, активно жестикулировал – отпуск впереди всё-таки. Гундарев, всегда олицетворявший статую, вдруг взорвался и, по-волжски окая, сказал, что не мыслит жизни взвода без коллективизма, проявляющегося в осознанном подчинении личных интересов общественным, в товарищеском сотрудничестве, в готовности к взаимодействию и защите Родины. Копытов с фотоаппаратом «Зоркий» озарял лики волшебными вспышками.
Гутман, совершенно в тему, сложив пухлые ручки и обращаясь ко всем, с милой картавостью сказал, что благодаря таким как я, национальный вопрос в том виде, в каком он нам достался от царизма, решён окончательно.
Это был успех. Кац не аплодировал, но приобнял, прощаясь. Это было на уровне Ордена Почётного легиона.
Я был помилован.
Часть седьмая. Конвой
Щербина ещё сидел на гауптвахте, когда меня назначили туда начкаром. Чтобы вы понимали – ходить в караулы в дивизионе – сущая благодать в сравнении с «губой»! У нас построил караульных, подтянул им ремни на АКМ, поправил пилотки, и – всё, вперёд, на посты с разводящим. Тогда у этого слова был один-единственный смысл – довести караульного до поста у склада боеприпасов и сменить на отстоявшего два часа бойца. Зимой – час.
А сам в это время заварил чаёк и пишешь за бутылку «шила» секретарю родного парткома Гаухману С. Г., который поступил в Петрозаводский университет на исторический, контрольную по латыни:
naturalis «естественный, родной, врождённый»;
natura «рождение, миропорядок, природа»;
Errare humanum est. Человеку свой ственно ошибаться.
Ну, ведь как точно, образно и интересно! А здесь – не поспать, не почитать, ходишь болваном с ключами под надзором мрачного майора, начальника гауптвахты, среди миазмов параш, пусть и порожних, да покрикиваешь на помощника, что прогулочный дворик не выметен.
«Абаринов, бери своего Щербину, отправляем его в Петрозаводск. Короче, заведи его в баню, помой, потом в санчасть, пусть там посмотрят, дадут заключение на этап и назад. У тебя час времени, на́ вот разрешение. Вопросы?»
«Вы меня, товарищ майор, уже в конвой ставите?»
«Пошёл тынах! Он тяжкий, не забыл – по твоей милости, кого мне прикажешь послать?
И про автомат у дурака спроси, куда его спрятал?»
Ну, я и пошёл…
Мой зам – ст. сержант Кудряшов – с АКМ наперевес вывел Щербину на порог гауптвахты.