есть как не буду? – растерялся он.
– Что тут непонятного?
Гиацинт заложил руки за спину и отвернулся к окну. От всей его позы веяло таким холодом, что Аметрин невольно поежился.
– Но почему?
– Потому что я не позволю своему сыну участвовать в балагане.
– Но, папа! Это же величайшие поединки! Какой еще балаган?
– Не понимаю, почему я должен тратить время, объясняя очевидное. Я был о тебе более высокого мнения.
Аметрин разозлился. Совсем не так он представлял себе этот разговор. Он собирался показать отцу свое изобретение, которым очень гордился. И вдруг такая реакция.
– Вынужден признаться в своем скудоумии и нижайше прошу пояснений, – с трудом сдерживаясь, произнес Аметрин.
Изо всех сил стараясь не надерзить, Аметрин невольно перешел на витиеватый язык хранителя Луны. Но, в отличие от Фиччика, получилось у него не забавно, а язвительно, что еще больше разозлило отца.
– Придержи язык, – прикрикнул Гиацинт, по-прежнему не оборачиваясь.
Аметрин, чувствуя себя то ли непочтительным сыном, то ли полным тупицей, пробормотал:
– Но я правда не понимаю…
– Что здесь непонятного? У тебя нет шансов. Победа достанется отпрыскам наших обожаемых правителей.
– Ты имеешь в виду Кианита с Эгирином?
– А кого же еще?
– Нет, отец! Неважно, что они внуки правителей! Это не дает им никаких привилегий!
– Это ты так думаешь. Но на самом деле там все подстроено. И я не позволю тебе позориться.
– Неправда! Поединки – честные соревнования. Они устроены так, что сжульничать невозможно.
– Да? А почему тогда в судейской коллегии сидят правители? А я тебе скажу! Они там сидят, чтобы помогать своим дочкам-сыночкам или любимым ученикам…
– Ну нет! Позволь мне с тобой не согласиться, отец. Правители никогда не давали повода усомниться в своей честности. А сидят они там, чтобы участники не хитрили. И баллы считают. От них же ничего не зависит, это всем известно.
– Это все твоя Луна! Крутишься там возле нее во дворце, а потом их защищаешь! Но я знаю, что говорю. Поэтому ты в поединках участвовать не будешь. И точка!
Неизвестно, на что рассчитывал Гиацинт. На то, что Аметрин покорится и забудет о поединках? В таком случае он плохо знал своего сына.
– Ну уж нет! – вспылил Аметрин. – Я не верю, что правители помогают своим детям и внукам. Хочешь так думать – думай, а я буду участвовать, и ты мне не запретишь! В конце концов, мне уже шестнадцать.
– Это что за тон? – Гиацинт тоже повысил голос.
Он наконец-то повернулся к сыну и отошел от окна. Его янтарные глаза сузились, а лицо исказилось от гнева.
– Я сказал нет, значит, нет! Как ты смеешь спорить и не подчиняться?
– Я не твой солдат! Я твой сын. Ты не можешь мной командовать. И мне не нужно твое разрешение. Я уже достаточно взрослый, чтобы самому думать о своей судьбе.
Гиацинт в один миг оказался рядом с сыном и наотмашь ударил его по лицу. Рука