разрозненными и в целую картину выстраивались кособоко.
Первое. Сипаев удалось остановить, а значит, караван оторвался от погони настолько, что опасаться за него не стоит.
Второе. Он сам вполне может рвануть кривохожими тропами (одинокому всаднику это сделать намного легче, чем скопищу гружёных верблюдов) следом и успеть присоединиться к своим.
Но! Что делать с Фатимой? Это – третье. Тем не менее на текущий момент – первоочередное. Не бросать же её посреди дороги… Он перевёл глаза на поникшие вздрагивающие плечики, послушал беспрестанное хлюпанье её носа, а заодно вспомнил самоотверженную (с его точки зрения – глупую) решимость расстаться с жизнью и слегка приуныл… Да-а, похоже, его плану, задуманному вначале, не суждено осуществиться… И что ему теперь, скажите на милость, делать?
А вот и его расщелина. С дороги, кстати, совсем не заметна. Правый выступ стены загораживает левый, а перемычка между ними обрушилась. Тоже мне, хвалёные китайские строители! Видно, ладили кладку навстречу друг другу с противоположных сторон и стык в стык не получилось, вот и замазали прореху, но ненадёжно. На его удачу!
Зайдя в укрытие за стену, Баюр не спешил ехать дальше. Ссадил девчонку на землю, а сам стал наблюдать в дыру: надо же убедиться, что бравые служивые вернулись назад, а не продолжили преследование каравана. Он дождался повозки, которую углядел издали. Это была не арба, как он подумал вначале, а именно повозка, вроде русской телеги, только с прямостоячими бортами. Такие он видел у бугу, пока жили у них целый месяц, закупая скотину. В неё были навалены вязанки сухой травы, да и сам возчик был похож больше на киргиза. Здесь, в окрестностях, кочуют какие-то племена, Чокан что-то, помнится, говорил, и по приезде он сам видел их юрты… Ага, вот и наши долгожданные приятели!
Сипаи ехали нахмуренные и злые, особенно не гоня лошадей, но и не задерживаясь. Трофеями обзавестись не удалось, а без них как ещё поверит начальник. Кто он, кстати? Скорее всего, хакимбек. Он больше всех распалялся о русском шпионе. Хотел выслужиться перед китайскими властями. Что теперь предъявить мандаринам? А без вещественных доказательств не видать ему награды, как собственных ушей.
Волхв проводил их удовлетворённым взглядом и повернулся к Фатиме. Она сидела, сгорбившись, в том же положении, в котором он её оставил. Только уже не плакала, а обречённо и неподвижно глядела в землю перед собой. Баюру стало жалко девчонку. Надо позаботиться о ней. Свозить на улицу Джанкуче, там, наверняка, остались её вещички, а потом – в Устун-Артыш, к деду. Привычная обстановка сгладит горечь потери, а там, глядишь, всё и наладится.
Он достал из седельной сумки хлеб и сыр из козьего молока, которые припас в дорогу, купив в ближайшем селении, разложил на тряпице перед Фатимой:
– Поешь. С утра ведь во рту крошки не было.
Бледная, как смерть, измученная передрягами девчонка покосилась на еду. Запах сыра, резкий, вызывающий