но ему было указано на тот беспощадный факт, что в таком случае его семья останется на улице, так как собственного жилья у них нет. Игорь Семёныч развернул перед сыном страницу объявлений местной газеты: съём даже однокомнатной квартиры будет стоить половины их семейного бюджета, а они и так еле сводят концы с концами.
Маша как могла пыталась примирить мужа с предстоящим переездом: рисовала заманчивые картины жизни в большом, культурном городе – возможности трудоустройства и образования для детей, предполагаемые досуги – была с ним терпелива и ласкова. Потихоньку молилась: Господи, переехать бы уж поскорее, а там, глядишь, он и сам увидит, как это хорошо…
Однажды Вера, наслушавшись разговоров старших, приступила к Маше с вопросами, большой ли тот город, куда они поедут (больше, чем наш, или меньше?), есть ли там парк, река и детский сад, правда ли, что там есть настоящий дворец и живёт ли в этом дворце король с королевой. Маша, которая решила, раз уж Петька спит, во что бы то ни стало перегладить кучу выстиранного белья, терпеливо отвечала на её вопросы, орудуя утюгом. Алексей мрачно смотрел новости. Раз или два одёрнул дочь: тише, ничего не слышно! Она замолкала, но, как и любой ребёнок, вскоре снова принималась щебетать. Честно говоря, Веру уже тоже можно было укладывать, но срочности пока не было, зато Маша знала: если она сейчас отвлечётся, бельё так и останется ждать своего часа, потому что на кухне, в ванной и в комнате всегда найдутся для неё дела. Алексей словно подслушал эти мысли, рявкнул на ребёнка:
– А ну марш умываться и спать!
– Да, Верочка, иди умывайся, я сейчас приду, – сказала Маша. Вера вышла, но осталась стоять за дверью – было видно, как та покачивается в петлях.
Заметил это и Алексей.
– Да оставь же ты, к дьяволу, свой утюг и уложи ребёнка!
– Всё-всё, только доглажу этот пододеяльник…
Алексей побелел, метнулся к столу, на котором она гладила, выхватил старый, тяжёлый бабушкин утюг и, выдернув с мясом розетку, швырнул его в угол.
– Я! Тебе! Сказал! Уложи! Ребёнка! – шипел он сквозь зубы, наступая на Машу. – Сказал или не сказал?!
Маша попятилась, побелевшими губами прошептала:
– Лёша, остановись!
Но было поздно. Алексей загнал её в угол между платяным шкафом и сервантом.
– Сказал или не сказал, дрянь?!
Маша обняла живот: Бог с ним, с лицом, синяки заживут. Только бы не убил ребёнка.
Глава 14. Туманные перспективы
Она лежала в темноте, уперев сухие глаза в бесформенный тюк на шифоньере. В голове не было ни единой мысли, только ровный пульсирующий шум. Рядом спала, приткнувшись ей под руку наревевшаяся перепуганная Вера, у другого бока Петька. Разбуженный криками сестры, он тоже «включил сирену», которая и остановила Алексеевы кулаки. Но Маша не сразу открыла глаза, а когда открыла, Алексея в комнате