даже… не буду спрашивать, откуда у тебя… такие знания?! Я знаю… папа Григорий мог допустить тебя в библиотеки Ватиканка. Ладно, – король решил сменить тему разговора, придав своему голосу… тембр в коем стал улавливаем некий *изпуг в той теме, кою он затронул сейчас.
– Так значит… ты убил всех. – Произнёс Людовик поникшим голосом, полным досады и некоего немощного разочарования. – Я не буду спрашивать тебя… как тебе это удалось. Хотя… ты упомянул о некой помощи. Проведение… Проведение сохранило тебя. Господне проведение… я слышал о таком. Слышал. Я… получается… пошёл против его воли. И смерть Просетуса… тоже в этой КАнве. Вот оно что! – Король Людовиг упал на колени… у Креста и иконы на стене… и стал крестится…
– О, Господи, прости грешного кесаря! Прости слепого, коего повёл лукавый ДиаВол! Отныне… даю слово, Господу своему, что буду… дальновиднее… и терпимее. Только так… поборю те искушения, кои гложут меня! Прости, Господи! Прости!..
Король, крестился и кланялся, качая головой и выдавая свою набожность. Потом, медленно встал, перекрестился ещё раз… и двинулся к столу, на коем лежала грубо начерченная карта земель Полабья. Подойдя к нему… он сел на высокий, украшенный золотом стул, который стоял в его самом конце… Немного посидев в молчании и раздумье… он пригласил к столу и своего «посетителя»:
– Присаживайся, барон. Не бойся. Да, мы с тобой несколько… открыли те самые чувства, кои питаем к друг другу… Но… ты по-прежнему барон, а я король. Этого никто не может у нас отнять. Садись, напротив меня…
Роланд, пройдя к столу, сел за него, придвинув к столу неширокую скамью. Сел он, как и сказал король, напротив Людовига… который продолжал говорить:
– … ты бы мог быть самым приближённым мне рыцарем. Самым приближённым в моей свите. Ты бы был уже не бароном… а как минимум графом, если бы не твоя строптивость. Ты впитал в себя всё и все плохие черты… от своего предка Отона! Отвагу, ярость, силу, кураж в битве, ясность мысли, вкупе с необыкновенным тщеславием, нестерпимым честолюбием и безграничными самоутверждением, самовнушением, самолюбованием. И ты, и твой предок – вызывали одно отвращение у правящих народами кесарей.
Король, увидев, что Роланд что-то хочет возразить ему, остановил того:
– Помолчи… я знаю, что я сам… не лишён этих Качеств. Я сам боролся… со своим отцом… Императором. Это было… Да. Но… я король! Внук Карла Первого! Каролинга… А ты… всего лишь барон. Твой дядя, намного мудрее тебя…
Тут Роланд уже не выдержал и встрял в эту фразу короля с уточнением:
– Ваше Величество хотело сказать – не мудрее, а хитрее меня.
Король, прослушав реплику Роланда, вздохнул:
– Пусть будет так. Да… хитрее. Кстати, а где он?
Вопрос, заданный королём Людовигом, был явно не праздным, ибо лицо его в этот момент выдало крайнюю заинтересованность будущим ответом Роланда. И тот ответил, то, что думал:
– Если