когда обернулась к ним, их уже не было. Меня это не удивило, и вообще я об этом даже ничего не подумала. Мне стало весело, и я пошла бродить по квартире. Меня поразило, что у всех домашних за ночь выпали зубы, и я поняла, что у них были зубы вставные, и очень стыдилась за них. Зубы оказались только у моей маленькой дочери. Вскоре пришел знакомый доктор, и у него тоже не оказалось двух передних зубов; мне было очень жалко его, но я не решилась сказать ему об этом. Вообще я мало о чем думала, но твердо помнила, что есть вещи, о которых я не должна никому говорить (о попытке самоубийства и о других обстоятельствах, подавших к этому повод), и не сказала. Все, что в то время происходило около меня, казалось мне сном, и лишь мои галлюцинации – яркой действительностью, оставившею по себе ясное воспоминание. Когда в тот же день за обедом мне подали суп, я увидала, что в нем бегает множество маленьких рыжих пауков, и я, конечно, не стала есть, но не хотела говорить, в чем дело, думая, что пауки только у меня. Однако, взглянув в тарелку к дочке, я увидала, что у нее тоже пауки, а между тем бедный ребенок ел суп. Я сейчас же убрала у нее тарелку. Взглянув на свои руки, я увидала, что между пальцами бегают те же пауки, и, желая их прогнать, я их только давила. Они были также во всех углублениях дивана, на котором я сидела, и на докторе, который пришел вечером. У него по-прежнему не было двух зубов, а остальные светились как изумруды. Пауки преследовали меня до самой ночи, а на другое утро я была совсем здорова. Только от всех блестящих предметов шли лучи, но я уже понимала, что это обман»[15].
В этом случае интересны и зрительные галлюцинации, бывшие у больной, и ее отношение к ним, очень характерное для того сумеречного состояния сознания, в котором она находилась вследствие действия атропина, и которое очень напоминает состояние при сонных грезах с той разницею, конечно, что больная не спала, а была в состоянии бодрствования.
В следующем случае мы имеем пример слуховых галлюцинаций повелительного содержания, чрезвычайно сильно влиявших на больного и обусловливавших его неподвижность и молчаливость. Приводимый случай показывает также, как иногда больные, по-видимому, совершенно неподвижные, вдруг производят какое-нибудь резкое нападение на окружающих.
«Один молодой человек», – говорит Эскироль, – «после сильного припадка бешенства в течение шести месяцев не говорил ни слова, не сделал ни одного произвольного движения и вдруг однажды схватил полную бутылку и пустил ее в голову служителя; после этого он впал в прежнюю неподвижность и молчаливость и выздоровел через несколько месяцев. Я спросил его, зачем он пустил бутылкой в служителя. «Потому что я слышал голос, – отвечал он, – сказавший мне: «Если ты убьешь кого-нибудь, то будешь спасен». Так как я не убил служителя, то судьба моя не могла измениться, и я по-прежнему сидел молча и неподвижно; впрочем, тот же голос твердил мне беспрестанно: – «Не двигайся, не то умрешь». Эти угрозы и были причиною моей неподвижности»[16].
Один