взглянул на наручные часы-монитор: сто двадцать пять ударов. Высоковат пульс для раннего утра.
«Странный сон, – подумал Олег, – как будто и не сон вовсе. Люба, как живая. Только старше лет на десять, и выглядит такой уставшей…»
Олег зарядил «таблетку» в Неспрессо, и смотрел как в чашку льется тонкой струйкой ароматный горячий кофе.
Открыв холодильник, он достал упаковку шотландского лосося, баночку творожного крема с травами и тонкие ржаные сухарики – отменный завтрак.
«Эх, Люба, – вслух произнес он, – видать, неспокойно тебе там. Или мне здесь…»
– Не дает она тебе покоя, – за спиной раздался голос Кати.
Олег удивленно посмотрел на жену. Стройная, в облегающем халате, с длинными распущенными светлыми волосами…
– Ты как будто и не спала, дорогая – после долгой паузы проговорил Олег, – если не спала, то уже поздно, а если проснулась, то еще рано.
– Не ложилась, пойдем со мной.
Они прошли через кухню, и вышли в холл. Катя повела Олега вниз по лестнице, в «бейсмент».
Слово «подвал» им не нравилось, а другие названия были слишком длинны.
В бейсменте кроме зала с тренажерами «Техноджим» располагалась комната няни, большая игровая и Катина студия.
В студии горел яркий свет.
Мольберт был повернут к стене, и Олег не мог видеть картину.
– Стой здесь, – сказала Катя, – сейчас покажу.
Она развернула мольберт и он увидел картину.
На старой кухне стоял худой мужчина. В несуразных вельветовых тапках, майке и джинсах.
Лица его не было видно – он стоял спиной к зрителям. На кухне был желтоватый полумрак, от недостаточного освещения, и возможно, поэтому мужчина держал в правой руке горящую свечу.
В дверях стояла женщина – о таких говорят, что наверно в молодости была красива.
Высокая, с распущенными черными волосами, в ночной рубашке, с каким-то нелепым рисунком.
Глаза женщины были наполнены тоской, или какой-то болью, которую зритель почти физически ощущал.
– Что это? – еле выговорил Олег, во рту у него пересохло как будто он не пил несколько дней.
– Я рисовала всю ночь, рисовала и не могла остановиться, как тот парень из «Дьюма-Ки» Кинга, помнишь?
Олег попятился назад.
«Реутов, Балашиха… нет, Пушкино»
Он бросился в гараж и через минуту, забыв закрыть ворота своим бесценным брелоком «Хорманом» разогнал свой Лексус до ста сорока по направлению к Лениградке…
9.
Олег знал, что в это время дорога особенно опасна, наледь еще не растаяла, а основные машины антиобледенителем пойдут только утром. Но неведомая сила несла его вперед. «Четверка» не снижая скорости повернула с Ярославки на МКАД.
«Ничего, ничего еще километров двадцать по МКАДу и на Ленинградке».
В последний момент в левом боковом зеркале он увидел стремительно приближающийся автомобиль, который