снасти!
Норд-Вест!
Смельчаком унеслась
в небо вершина
И стало недоступно
И строго
на краю,
От ее присутствия – небо – выше.
Прости, что я пою о тебе, береговая сторона,
Ты такая гордая.
Прости, что страдаю за тебя —
Когда люди, не замечающие твоей красоты,
Надругаются над тобою и рубят твой лес.
Ты такая далекая
И недоступная.
Твоя душа исчезает как блеск —
Твоего залива,
Когда видишь его близко у своих ног.
Прости, что я пришел и нарушил —
Чистоту твоего одиночества:
Ты – царственная.
Как мать закутывает шарфом горло сына, – так я следила вылет кораблей ваших, гордые, гордые создания весны!
Не хотим нежиться – хотим пересиливать, мастеровые купили бы семечек, – купим – чем мы лучше?
Уныла брезгливость и связывает!
Г-н поэт! ты уронишь за борт записную книжку!
Яхта вылетела в море. В море мы увидали вдруг черное брюшко, – так и легко… и повернули так ловко, что она лососинкой стала крылатой… Играла в волнах, не могла натешиться – опять и опять!
А волны были порядочные!
Раздружимся?.. Не верно, ведь мы попутчики, – буря за нами, – впереди весна!..
Нас раскачало и взбросило высоко.
Разлука только для тех, кто остался сидеть трусливо… Вместе куда-то лететь и прянуть и захлебнуться в блестящих брызгах…
Вместе, зараз!..
А навстречу дул свежий ветер и благоухали лиственницы.
На выставке наших публика хохотала! Прекрасно! Прекрасно!… Кончите скоро свою драму?.. Верим в кредит! верим…
Вчера со взморья насилу вернулись, волны били, ветер пищал комаром в волосах – смерть! смерть!.. Прекрасно! Прекрасно! Публика хохотала.
И сияли лиственницы весной!..
Какой смешной был верблюжонок – прилежный. Старательно готовился к экзаменам и потом проваливался от застенчивости да чудачества. А по зарям, чем бы прилечь носом в подушку, – украдкой писал стихи.
От прилежания отнимал у себя радость первых листьев в весеннем небе. А не умел, чтобы брюки не вылезали из-за пояса и чтобы рубашка не висела мешком, и перед чужими было бы ловко.
Не умел представиться, что не хочет играть в лаун-теннис, – и видели все, что не умеет от застенчивости, и что хочет застенчивость скрыть и тоже не умеет, и мучительно знал он, что на самой спине у него читают, как ему невыносимо неловко… И он видел потому веселье чаще всего удаляющимся или мелькающим вдали сквозь деревья.
Да, но на дне зеркальных озер ягнятся журавлиные нетронутые зори. Одинокие чистые небеса.
Когда верблюжонок смотрел на небо, в розовом небе разливался родной теплый край.
О, полной чашей богато ты – сердце, во