корни соломенных волос выдают профессию. Женщина, уставшая любить. Официантка на празднике жизни, не испорченная выбором жизненного пути. «Труженица на виноградниках господа бога», имеющая сильную нужду посетить столицу с целью навсегда.
Большие мужские часы циферблатом внутрь, некрасивая полоска на лбу, будто с неё недавно пытались снять скальп, бретельки от лифчика в дикий разлёт, как ранец за плечами, проступающие на лице шрамы от поцелуев.
Иссиня-бледные ноги в полупрозрачных гольфиках пустынного колера просунуты в беспедикюрные босоножки. Даже красивые нижние конечности в таком одеянии будут выглядеть не до конца желанно. Абразивные коленные чашки выполнены из несвежих тетраэдров твёрдых сортов. На такие колени не хочется положить голову и закурить, поглаживая свободной от дымящегося табака рукой податливый круп собеседницы для диалогов. Нет такой женщине места в мужских алкогольных грёзах…
Народ не безмолвствовал. Он был суетливо-нервным, хотя на улице происходило лето и раздраженье осенью ещё не наступило. Невежливая смесь радости и страха.
Шумят стратосферные лайнеры и атмосферные осадки, пузырящие недорогой асфальт. Пахнет вокзалом. Даже тремя вокзалами. Треснутые потолочные голоса кричат сообщения вслух.
У стойки заполнения таможенных деклараций любовно бранится пожилая пара в английских костюмах китайского производства, купленных в Болгарии. Они делят свободно конвертируемую валюту, рисуя непривычные цифорки в экономных мелкосемиотических бумажках, усиленно не интересуясь обильно лежащими везде яркими обложками, где под искусственными пальмами на фоне белых гор пылко обнимаются зарубежные люди.
Названия чуждых денежных знаков супруги произносят боязливо, дрожащими голосами, чуть не шёпотом, спортивно вращая головами в оглядке на других людей. Крепка, крепка ещё советская власть в умах и душах нерасторопного населения.
– Евро… Евро у тебя, так?
– Не так. У меня никогда не было евро. У меня всегда были доллары.
– Как доллары? У тебя должны быть евро из третьего тома Чехова. Они всегда там были.
– А у меня доллары. И не из Чехова, а из Островского. Я их в «Дворянском гнезде» брал.
– Островский… дворяне… гнездо. Зачем ты вообще полез к Островскому? Чего тебе от него надо? Все деньги из-за него перепутали. Не на дачу едем.
Валютчики – начитанный, образованный народ. И у них всегда есть дача.
А посреди этих агрессивных, громко озабоченных особей учтиво и бережно располагался круглосуточно прилично одетый Саша Куприн. Пока ещё трезвый, но уже доброжелательный. Он любовался зелёными названиями городов, беззлобно материл материки и пытался представить себе красивых смуглых женщин, играющих на укулеле в прибрежном ресторане. Вокруг таковых не было. Ни женщин, ни берега, ни ресторана.
Жену он скоропостижно, но мягко упаковал в самолётку и его поджидали, бия копытом, две недели малозаботного одиночества. Но было как-то не празднично.