кровью
Луга Наварры,
Кричат вороны:
…Элиза Барра…
Бежать по крови —
Не оглянуться!
Забыть при беге
Шамана танцы,
Лицо из снега…
…Вернись, останься…
Упасть в соцветья.
Услышать небо —
Как гром грохочет —
О, где вы? Где вы?
Луга и руны,
Луна и чары…
…Элиза Барра…
…Элиза Барра…
Мэри
В темных лужах асфальтовых прерий
Отражалась большая луна.
Я случайно зашел к милой Мэри,
Чтоб согреться за чаркой вина.
Я печально стоял у порога,
И, закутавшись в клетчатый плед,
Хозяйка смотрела так строго
На следы моих мокрых штиблет.
Я увидел большие ресницы,
Пену кружев на нежной груди…
Мэри тихо спросила: «Не спится?
Слишком теплая ночь… Заходи».
И за мною захлопнулись двери,
И хозяйка, задвинув засов,
Предложила: «Согреемся шерри?»
И пробило 12 часов…
Моя милая, милая Мэри,
Голубой мотылек у огня…
Ты свое слишком сладкое шерри,
Пригубив, пролила на меня.
Я сказал: «Ничего, все нормально…»
Ощутив себя явным лжецом,
Так как Мэри вздыхала печально,
В мокрый галстук уткнувшись лицом.
Под ладонью горячее тело
Трепетало, как будто струна,
А в окно тихой спальни смотрела
И смеялась большая луна.
Мир уснул, затуманенный влагой,
И сражались со сном только мы,
Покоряя друг друга отвагой
В теплых сумерках этой зимы…
Но рассвет постучался в окошко,
Я увидел его у стекла…
А под боком, свернувшись, как кошка,
Мэри делала вид, что спала.
Сумасшедшая, нежная Мэри!
Она молча глядела в глаза…
И было что-то в этой манере,
Отчего я дрожал, как слеза.
Словно стебли ползущих растений,
Ее руки держали меня,
И как плющ, обвивали колени.
Было утро… Час нового дня.
Я недолго стоял у порога,
Так как Мэри, кутаясь в плед,
Отчего-то дрожала немного…
Я смотрел на следы от штиблет,
На испорченный галстук, на двери,
И – сквозь дым сигарет – на нее.
Она плакала – бедная Мэри —
А слезинки текли на белье…
И я вышел, смущенный, как мальчик,
Окунувшись в морозный туман…
Чей-то крохотный солнечный зайчик
Опустился в мой черный карман.
Этот город асфальтовых прерий
Наконец-то очнулся от сна.
Я зайду еще как-нибудь к Мэри…
И тогда вдруг наступит весна.
Невыразимость
Шестое чувство седьмого неба,
Восьмое чудо девятого света…
Как же сладко я ночью плакала!..
Это