головой и улыбаюсь своей синей птице, – Сколько всего, уж пережито! А, рассыпала колокольцы – и искры по нервам… Здравствуй!
Стемнело. Мы с Игорем забираемся на нары, под потолок. Всё. Отбой…
– Саш! – вскоре вздёргивается Игорь, – Светит кто-то!
Мы свешиваем с нар свои лица – чтобы глянуть в наше большое, фасадное окно. Точно! Кто-то шагает по пустырю, к нашему дому! Мы бодро спрыгиваем с нар и хватаемся за ружья. Осторожно приоткрываем дверь нашего тамбура – по тропинке к дому шагает мужчина. Свет фонарика мотается из стороны в сторону, едва освещая поворотики тропинки. В поводу, человек ведёт за собой осёдланного коня. По медвежьей, качающейся походке, мы узнаём Олевохина, лесника Саратовского кордона.
– Привет, Саня! Привет, Игорь! – как ни в чём ни бывало, здоровается он с нами, улыбаясь своей блуждающей улыбкой.
– Серёга! Привет! – здороваемся мы.
– Привет!
– А мы думаем – что такое? Ночью! Привидение!
– Нет, это я, – улыбается Олевохин, – Решил, вот, у вас переночевать…
– Конечно!
– А что так?
– Медведица замучила. Представляете? Сейчас, вечером, иду за углём. Только до угла кордона дошёл – заскакала! У сарайчика с углём! Я, ведром об угол сруба подолбил – отскочила. Я – за карабином в дом! Вышел. Отстрелялся в небо, прямо с крыльца… Опять шагаю за углём, в одной руке ведро, в другой – карабин. Опять, сучка, скачет! Стелется ко мне, с бугра, что сразу за сарайчиком! Я снова отстрелялся. Три раза! Ушла. Вроде.
– Ну? – торопим мы.
– И что, дальше?
– Ничего!.. Устал я, – качает головой Олевохин, – Что мне, к сарайчику, так за углём и идти?! Плюнул на всё! Бросил это чёртово ведро, об угол дома. Даже в дом не зашёл. Карабин на плечо закинул, седло из сеней – на другое плечо, да и пошёл, на выход. На бамбуковом поле, мой конь пасётся. Оседлал, вскочил в седло – да к вам, на Тятинку.
– Вот и молодец! – одобряем мы, – Места всем хватит!
– Устал я, Саня, – улыбается Олевохин, – Хоть одну ночь, без войны с медведями, спокойно посплю…
Тятинский дом. Утро. Пришёл циклон! Ещё ночью. Шальной ветер трясёт наш дом, громко взвывает в оттяжках радиомачты. Дождь, сплошными водяными струями, сбегает по оконным стёклам. Термометр, за окном, показывает плюс восемь градусов. На море бьёт шторм! Сидя за столом, я смотрю через наше большое окно, как тугой ветер срывает барашки белой пены с гребней волн…
Я смотрю на струю дождевой воды, падающую с крыши дома, по чёрному жёлобу, в деревянную бочку, что стоит на углу тамбура, у входной двери. Бочка уже давным-давно полна. Весь верх бочки закрывает подушка белой пены! Большими, белыми клоками, её срывает ветер.
– Странно как-то! – удивляюсь я, – Дождевая вода пенится так, будто туда стирального порошка насыпали! Никогда, такого не было…
Мы штормуем. Всё пространство, перед нашим домом, заполняет обширный пустырь с пожухлым бурьяном. Я сижу на стуле за нашим столом и смотрю в окно – как шальной ветер, волнами ложит коричневые былины прошлогодней