еще старый добрый зэк познакомил Антона с ними и научил, в случае чего, назвать его имя, – Прохор. Настоящее ли это было имя или кличка, – Антон не знал, но оно неизменно работало. Вот и сейчас Антону дали за его шахматы целую тысячу рублей, одной голубо-зеленой бумажкой, которые водились у него весьма редко.
Антону не было досадно, что супротив этой тысяче его шахматы продадут за две, а может, – и за три. Он понимал, что таковы правила рынка, – и принимал их. Деньги были той вещью, к которой он не испытывал малейшего трепета или привязки. Ну, деньги, и деньги! Бумажки… разве что красиво нарисованные… Антон достал из кармана купюру и с неподдельным интересом принялся ее рассматривать, крутить, смотреть на просвет на фоне заходящего октябрьского солнца.
Интересно, что у денег бешеный оборот, и вот эта купюра, прежде, чем попасть к нему, ежедневно проделывала невероятный путь: передавалась из рук в руки, кочевала из сумочки в сумочку, а оттуда – в барсетку, а оттуда – в карман… Но вот если неожиданно остановить на дороге прохожего и спросить, какой город изображен на тысячной купюре, – ответит ли он сразу, без промедления? Антон улыбнулся сам себе. Люди видят эти деньги каждый день, но для них они – нечто другое, чем просто красивые бумажки. Наверное, люди думают о других вещах, получая в свои руки деньги, – такое впечатление, что они в этот момент слепнут.
Ярославль… Красиво там, наверное, в Ярославле… Вот какой-то храм, а на обороте – часовня и памятник какому-то князю. Антон, к своему стыду, не знал, кому именно. Но вот, что удивительно: на деньгах, а изображен храм, – не для того ли, чтобы люди, получив в руки деньги, прежде всего думали о Боге? Благодарили бы Его, что не оставляет их своей милостью, и думали бы, как правильно своим доходом распорядиться?..
«Наверное, я – дурак, – что думаю о таких вещах!» – Антон досадливо потрепал самого себя по голове. Ему вдруг очень захотелось поехать в Ярославль, хотя бы на несколько дней, посмотреть на эту красоту собственными глазами…
Антон ждал мать и досадовал на себя, что не условился с ней о времени, а теперь непонятно, когда она придет. Но ожидание это было ему не в тягость, единственное, что тревожило его, – что встали все дела. Скоро ужин, но он помоет пол в столовой и почистит детскую обувь после. Главное, – собраться с силами и все успеть, и тогда к нему не будет никаких претензий. А сейчас у него было немного свободного времени, и Антон ждал, прохаживаясь по двору и то и дело бросая взгляд за решетку забора.
Ему нравилось ждать эту женщину, несмотря на ее отталкивающую внешность. Антону нравилось само это состояние – ожидания, ведь он никогда никого конкретного не ждал, и никто не ждал его. У него в душе жило эфемерное, перманентное ожидание того, что его жизнь когда-нибудь станет немножечко лучше, – но чтобы ждать конкретного человека, как члены семьи ждут встречи друг с другом, вечером, в уютной кухне