на ее притворство.
– Пусть тебе, сам по себе ты мне не нужен, нужен мне только твой конь, Я оставлю тебе жизнь и даже, пожалуй (сказала – как пожаловала!), даже и души твоей не трону; пожалуй, даже и оружие (вдруг кто еще решит обидеть?) оставлю тебе; спешься и ступай своей дорогой, – сказала эльфу на вид очень милая и кроткого вида девушка… Лиэслиа молча смотрел на ее притворство!
Внешне она близко напоминала (как бы бесконечно приближаясь – и не касаясь!Ибо ее скоморошество ― истаяло, и она перекинулась сама в себя) Орлеанскую Деву, какой ее изображают (или уже изобразили, или еще только будут изображать) на средневековых гравюрах: головка немного склонилась, глаза чуть долу, торжественное платье до пят и средневековый (как бы даже подмигивающий – ибо века!) головной убор. Почти скрывающий волосы, и в правой руке нежный (ибо на вид парадный) меч… Лиэслиа заглянул за ее притворство!
–… – сказала стрела в его луке, то есть эльф вынул ее и опустил обратно в колчан; то есть лук вместе со стрелой (как же им разлучиться?) опять оказались приторочены к седлу, и только тогда девушка улыбнулась:
– Ну что ж!
На деле она ничего не сказала, но – ответила! На деле вместо нее заговорило (и принялось все вокруг заговаривать) ее ожерелье (золотые кольца, продетые друг в друга – шерочка с машерочкой – то есть никакого соперничества, никаких спихиваний друг друга со снежной горки духовных иерархий!), лежащей на высокой груди – и только тяжесть золота указывала, что в гордом сердце (на котором лежит ожерелье) присутствует избыток плоти… Понимай, не жира и мякоти! Но ее горячая гордая кровь кажется какой-то упрощенной, птолемеево плоской.
– Ты тоже владеешь слишком простыми чарами, – мог бы ответить ей эльф, но – зачем?! То есть что за этим последует? Да и «слишком» не значит «почти», ибо – любую гордость следует чтить. Поэтому он подождал и дождался: пешая Всадница взмахнула ( или легко повела, за собой увлекая) мизинцем на левой руке… Конечно же, это был отвлекающий маневр.
На эльфе, как и на ведьме, не было никаких доспехов. Даже зеленый шервудский плащ Лиэслиа (ничуть не похожий на полотно, когда-то или когда-нибудь обнаруженное в Турине) был им успешно забыт где-то в Элде и – хорошо! Ибо сейчас оказался бы избыточен. Поэтому сейчас Лиэслиа ничем не отличался от эльфа, пребывающего в пути, скользящего меж событий и некасаемого… А вот его конь непонятен был разве что слепому! Поэтому этот «слепой» сказал «посмотрим» и взглянул, точнее, попробовал взглянуть:
– Ну что ж! – сказала ведьма (ибо все еще длилось и повторялось то самое мгновение) и улыбнулась, и взмахнула мизинцем на левой руке… Над Перворожденным и над его конем распустилась (почти как апрельский подснежник) и стала на них опускаться (почти как новогодний снег или тополиный пух) ловчая сеть, состоящая из колец белого невесомого золота – только слепой проглядел бы такую ее невесомость! И только своевольный вложил бы в нее свою волю. Разумеется, это был отвлекающий маневр.
Лиэслиа