Отпила кофе и запустила ложку прямо в банку соли.
– Ее дар разве работает на ком-то, кроме нее самой?
– Если заставить ее захотеть то же благо…
Она задумчиво посмотрела на меня и облизала ложку. Издевалась. Знак неприятный, но в целом хороший. Бессильная злоба русалки говорит о том, что сильной она не располагает. Но это не точно.
– …Тебя вот она обвела вокруг пальца ради матери. Я говорила ей тогда не лезть, но это же мать. – Русалка скривилась, качая головой. – Мне теплокровных в этом вопросе сложно понять, ты же знаешь…
Это точно. У хладнокровных с чувствами проблема. Они привязываются очень редко. А родителей любят и того реже.
– …Я бы скорее переломала ей ноги, чтобы она никуда не пошла, а потом с любовью реабилитировала… – И она виновато мне улыбнулась. – Я хирург-травматолог.
Просто дурдом какой-то. Как Славу угораздило подружиться с этой психопаткой? Русалки были такими через одну. Болезненные привязанности, ревность, преследования. У меня только за последний год четыре дела с их участием. А скольких их жертв не нашли вообще – сложно сказать. Этим надежно утопить ничего не стоит.
Славина дружба с русалкой меня беспокоила. Она не могла не знать, что привязанность русалки опасна. Что это? Надежная гарантия, что тебя избавят от страданий с любовью? Или ей хотелось чувств хоть от этой холодной рыбины? Предполагать можно много всего, но здоровой такую дружбу все равно не назовешь.
– Еще есть чем поделиться?
– Ты ее угробишь, опер. – Сюзанна запустила палец в соль и облизала. – Твои методы слишком грубые для такой нежной девочки, как Слава.
– Нежно топить я не умею – это да. Мне проще грубо принуждать жить.
– С тобой, – оскалилась она и кивнула в сторону спальни. – Поговорить дашь с ней?
– Нет.
– И встречаться ей ни с кем не позволишь?
– Сюзанна, я не собираюсь сажать ее на привязь. Выспится и захочет к тебе – отвезу.
– Она же замуж сегодня должна выходить. – Русалка отодвинула соль и поднялась. – И неизвестно, чем этот ваш день закончится. Но я рада была с тобой поболтать. Хотя с большим удовольствием поболтала бы тобой где-нибудь в безымянной речке в Подмосковье.
– Взаимно, – усмехнулся я. – До встречи. Дорогу найдешь?
Она развернулась и направилась к выходу. А я дождался, когда звук двигателя затихнет вдали, и устало опустил плечи. Мне привычно не спать сутками. Заварив себе бодрящего чая, я тихо сходил в спальню, убедился, что моя ведьма спокойно спит, вытащил ее мобильный из кармана джинсов, брошенных в углу в кухне, и уселся за стол.
Шесть утра. Когда чай почти закончился, мобильный у Славы ожил. Подпись у входящего значилась лаконично и черство: «мать». На второй входящий от нее я ответил:
– Горький. Слушаю.
Последовала долгая пауза.
– Кто? – тихо отозвалась, наконец, «мать». – Где Слава?
– Спит.
– Вы кто?
– Тот самый опер, под которого вы год назад подложили дочь ради вещдоков по вашему делу.
Я