сурово доложил он в трубку. Я так и замерла от его голоса, как заяц перед удавом. – Да, знаю. Передо мной стоит. – И он вперил в меня взгляд. – Нет, не считаю. Потому что она моя. Да, уверен. Нет, не интересует.
Его сухие ответы, видимо, раздразнили кого-то на том конце, потому что даже я услышала громкое:
– Давид Глебович, мы вынуждены заинтересоваться! Потому что на вас пришла заявка из инспекции! Что там у вас произошло?!
– Ну так реагируйте на заявку. – Давид оттолкнулся от окна и направился к раковине. – Да, уверен…
Я тоже отмерла, и мы вдвоем занялись уборкой стола на удивление синхронно: я подхватывала тарелки, он протирал под ними, продолжая слушать что-то гневное.
– …Нет, сегодня не приеду. У меня регистрация брака.
– Горький! – возопила трубка, но Давиду надоело слушать эту бессильную истерику, и он отбил звонок.
– И? – потребовала я ему в спину, когда он направился с тряпкой к раковине. – Не впечатлили?
– Нет, – коротко ответил он. – Давай надевай каблуки, и помчали.
Я только закатила глаза и прошла в коридор за чемоданом. Он так и стоял сиротливо у стенки.
Давид направился в комнату. Странно. Я бы на его месте уже перетрясла все шмотки. Но, к счастью, Горький не был мной.
– Перенести чемодан сюда? – донеслось из спальни.
– Откуда мне знать? – проворчала я. – Никто не будет возиться с моим чемоданом, кроме тебя, Давид. А так, может, хоть споткнутся на входе и убьются к чертям…
Я не сразу поняла, что он стоит рядом. Резко потянула чистые джинсы из стопки одежды, а следом, как это часто бывает, вытянула самое неподходящее – несколько особенно дорогих мне нот в плотных обложках. Они рассыпались аккурат Давиду под ноги. Он поднял одну и удивленно пролистал:
– Ты играешь на каком-то инструменте?
– На пианино. – Я раздраженно принялась укладывать ноты обратно в чемодан.
Было глупо их тащить с собой, но я ничего не могла поделать, цепляясь за эти дорогие сердцу ветхие тетрадки.
– «Времена года» Чайковского?
– Да. – И я вырвала из его рук последнюю тетрадь. – Не трогай.
– Дай посмотреть, – неожиданно попросил он. – Я аккуратно.
– Ты нот не видел? – не позволила я и небрежно бросила тетрадь поверх вещей. Но тут же схватила и принялась бережно укладывать в чемодан.
– Не трудись. Все равно придется распаковывать, – заметил он равнодушно и направился в кухню.
– Я все забываю, что тебя не убьют сегодня, – тихо проворчала, будто был шанс, что оборотень не услышит. И повысила голос: – Мне торжественно одеться?
– Главное, быстро.
Выбрав вещи, я закрылась в спальне. Завернула волосы в высокий небрежный пучок на макушке, надела джинсы, футболку и длинный теплый кардиган крупной вязки. Под него – светло-бежевые лодочки. И выбежала к Давиду на крыльцо.
Горький курил, хмуро глядя на свой туман.
– А