уже трое суток не покидали его.
«С чего начать? Что говорить? Что бы я хотел ему сейчас сказать?»
– Я слушаю. Правда, у меня в распоряжении есть минут десять, после чего я должен буду уйти.
– Если честно, то я пришел извиниться.
Коллинз так удивился такому откровенному блиц-вступлению, что даже вытянулся и склонил голову набок, подняв брови.
– Простите, а мы знакомы? – не переставая удивляться, спросил он Филиппа.
– Вы режиссер во второй группе четвертого курса, с которой вы ставите Джульетту…
О Ромео он в этот момент почему-то забыл, но исправляться не стал, увидев, как начало меняться выражение лица режиссера: брови опустились, плотно сжались челюсти, а взгляд ушел куда-то в пол.
– …а я – тот самый, о котором группа вам говорила. Это я с ними занимаюсь… общаюсь на тему Ромео и… вот. Я в курсе того, что произошло… в пятницу… Я хочу извиниться… Меня зовут Филипп.
Слова путались и терялись, голос затихал, а когда он закончил, Коллинз смотрел ему прямо в глаза, словно ждал именно этого момента.
– Спасибо вам за то, что вы нашли время прийти сюда, хотя необязательно было это делать. Понимаете, я не имею ничего против того, чем и как вы занимаетесь с ними, при том, что я действительно замечаю изменения не только в самой их работе, но и в отношении к театру. Да, у вас получилось подобрать к ним ключик… Вы простите, я сейчас тороплюсь и буду говорить быстро, и вы не думайте, что я специально не даю вам слова.
– Да-да, да – согласился Филипп, несколько раз быстро кивнув.
– Так вот, мне нравится то, как они стали относиться к своей работе – а ведь если они выбрали эту профессию, им нужно относиться к ней соответствующим образом. Сегодня быть актером, знаете – подвиг, если только это от сердца идет. По правде говоря, вы оказали мне большую услугу. Объясню почему.
Тут он сделал небольшую паузу, отвел взгляд, вздохнул и продолжил.
– Откровенность за откровенность: мне сейчас очень трудно сконцентрироваться на этой работе. В силу сложившихся семейных обстоятельств и вытекающих из этого бытовых проблем я не в состоянии полностью сконцентрироваться на студентах. Нет, точнее я вообще не могу на них сконцентрироваться. Я думаю о том, что меня угнетает, и эти мысли вытесняют собой из моей головы работу, а потом я понимаю, что проблемы, которые могут возникнуть на работе, могут аукнуться мне еще более сложной ситуацией дома. В ту пятницу мой страх был озвучен и я, можно сказать, ощутил его дыхание на своем затылке. Конфликт, участником которого я так не хотел быть, стал реальностью. Произошло это настолько внезапно, что я не смог совладать с паникой, охватившей меня. Если бы запас терпения у меня в тот момент не был бы иссякшим, мне кажется, что мы бы спокойно и даже продуктивно поговорили с ребятами и пришли бы к общему знаменателю. Но, к сожалению, этого не случилось. Я запаниковал, потому что сейчас конец года, и если этот разговор превратится в скандал, кто знает куда дойдут слухи о нем.
Филипп слушал его внимательно и отчетливо представлял