– никто. Моего имени в этой постановке нет и быть не может. Я никоим образом не хочу отнять что-либо у вас и уж тем более пошатнуть авторитет вашего режиссерского таланта. Ваши часы занятий, ваше имя как художественного руководителя, ваша подпись на документах – ничему этому нет и быть не может никакой угрозы. Мы просто встречаемся с ними во внеурочное время. А поговорить с ними я вам обещаю.
Это немного польстило режиссеру. Он улыбнулся, но вдруг посмотрел на часы и решил, что ему пора.
– Знаете что, Филипп, я тоже не хочу вам мешать. Лепите из них что хотите. Через месяц все завершится, и нам обоим, я думаю, интересно будет посмотреть на результат вашего эксперимента. Еще раз спасибо за то, что нашли время зайти ко мне. А сейчас, извините, мне нужно бежать, – сказал он и, взяв свою папку с бумагами, пригласил Филиппа на выход.
Аудитория предназначалась для общих занятий, поэтому не должна была хранить никаких тайн и, как следствие, обычно не запиралась. Филипп покорно вышел, однако, сказав, что ему нужно сделать один срочный звонок, остался стоять в коридоре. Якобы пролистывая список контактов, он убедился в том, что режиссер удаляется в противоположном направлении.
«Интересно, а сам-то ты из чего слеплен? – размышлял он. – Наивный или у себя на уме? Ты ведь даже не поинтересовался тем, как я смог тебя найти.»
Когда коридор опустел, Филипп развернулся и медленно потопал к Альберту, который терпеливо ждал его, стоя у окна и наблюдая за чем-то, придерживая рукой белоснежную занавеску.
– Успел! Мы поговорили, – радостно заявил он, входя в кабинет. – Вроде бы нашли общий язык.
– Ну как, камень с сердца упал?
– Упал.
– И как тебе Коллинз? – неожиданно спросил Альберт.
– Да и я вот думаю. Его действительно можно понять и войти в его ситуацию, но…
– Ну?
Филипп искал правильные слова, но Альберт сделал это за него, и сделал это довольно неожиданно.
– Но ты хотел понять стоит ли он этого?
– Ох…, – Филипп даже сел к столу, – не так резко, конечно… У меня создается впечатление, что он сам по себе человек не плохой, но, не знаю… ленивый, что ли. Как будто ему на руку было, что его работу кто-то будет за него делать.
– Ты хочешь сказать, что он паразит?
Филипп боялся продолжить. Он напряженно смотрел на Альберта, который тоже начал собирать какие-то бумаги.
– Не бойся, говори. Люди бывают разные. Один болеет душой за чужое, а другой своего не ценит. Этот честно открывается в разговоре, а тот даже в нелегкой ситуации считает верным в очередной раз воспользоваться случаем. Кто-то играет на сцене, а кто-то – в жизни. Жизнь – сложная штука. Все, мне тоже надо идти. Давай я тебя провожу. Ты ведь выходишь?
– Да-да, мне хочется с часок погулять.
– Отлично. Пошли.
Минуту они шли молча, а когда вышли из здания, Филипп обратился к Альберту.
– Альберт, прости пожалуйста. В разговоре с Коллинзом