маму не говорить правду. Сначала она не соглашалась, говорила, что Бог все равно всё знает. Но я ей пыталась объяснить, что Бог – это одно, а наши – это совсем другое. Я так и не поняла, сказала ли мама Валерию Викторовичу правду. Мама отводит глаза, из чего я делаю вывод, что сказала.
Валерий Викторович может заставить сказать правду, потому что он учился на актера и может сыграть вообще всё, что угодно. И Герду, и Кая, и королеву, и зайчика, и разбойницу – всё. А уж вытянуть из моей мамы правду он наверняка смог. Главное, чтобы он теперь не рассказал это всем. Скажем, в назидание. Например, кто-то будет отвлекаться, болтать, сидеть в телефоне на репетиции, а он возьмет и скажет: «Что, захотел, чтобы у тебя ноги были разные, как у нашей звезды? Вот звездила, и теперь где она? Дома кукует!» Он за словом в карман не полезет, он сам так всегда говорит.
Я, конечно, никакая не звезда и никогда не «звездила», но не все были рады, что во втором спектакле подряд я играю главную роль. На каждую главную роль в спектакле Валерий Викторович устраивает «кастинги», мы целый месяц «пробуемся» на роли. Он снимает это на пленку, потом смотрит дома и еще вместе с нами. Смотреть это так смешно, что педагог из соседнего кабинета приходит к нам с возмущенным лицом и строгим выговором, а Валерий Викторович обнимает ее и, что-то нашептывая, уводит обратно к ней в кабинет. Он довольно симпатичный, хоть и немолодой человек, ему точно есть сорок лет. И некоторые наши самые старшие девочки пытаются с ним переписываться «ВКонтакте», хотя видят его на занятиях четыре раза в неделю.
Мы с нашими спектаклями ездили и в Тамбов, и в Тулу, и уже два лета подряд собираемся поехать в Париж. В прошлом году опять чуть не поехали, но продолжилась эпидемия, и наши гастроли отменили. А так бы мы обязательно поехали. Мой папа говорит, что он не уверен, что нас кто-нибудь ждет в Париже с нашими двумя новогодними спектаклями, а мама одергивает его, напоминая, что все равно билеты на самолет такие дорогие, что вряд ли я поеду. Но это всё теперь в прошлом.
– Кулебина? – Нина Ивановна отложила тесты и смотрела на меня. Брови ее, как в цирковом номере у клоуна, ползли и ползли наверх и никак не останавливались.
Я закрыла глаза и представила, что я – в далекой-далекой стране, где все умеют летать. И я сейчас лечу – над морем, легкая, воздушная. Я еще закрыла руками уши, чтобы ничего не слышать.
Я почувствовала, как кто-то толкнул меня в плечо, и открыла глаза. Нина Ивановна подошла ко мне и встала близко. Это такой прием. Трудно не подчиниться, когда учитель стоит рядом и нависает над тобой. Понятно, что он тебя не ударит по-настоящему, не раздавит, не сметет со стула мощной звуковой волной… Хотя – как сказать… Именно Нина Ивановна может и очень громкие звуки издавать, у нее мощный низкий голос. Но сейчас она, пихнув меня, заставив открыть глаза, сказала тихо и вкрадчиво:
– Что с тобой? Тебя отвести к врачу?
Нормальный человек на такой вопрос скажет «нет», потому что никакого врача у нас нет, есть фельдшер, человек, которого