выраженной худобе, но и привычными женственными формами оно тоже не обладало, не было изнеженно-покатым или мягко-овальным, телесные углы имели некую сглаженность, но при этом не были напрочь лишены своей резкости. Облачились эти формы в мягкое кожаное одеяние, грубое по фасону, на широком поясе показательно расположились кинжалы в толстых ножнах и блестящие смертоносные серпы. В общем, особа полностью совпадала с типичным для абиссинского народа образом. Звали ее Амали Аль-Алам – она была капитаном корабля Тайгира и главой всего Тайгирского каравана.
– Сегодня первым разом увидела ваш мальчишка – очнулся наконец. – Голос ее был чуть хриплым и низким, но при этом в нем сохранялась толика женственности.
– Да-а, двое суток спал малец, совсем измучился, а сегодня ночью наконец проснулся. Любознательный ребенок, всю ночь меня о том да о сем расспрашивал. Сам, правда, ничего пока рассказывать не хочет – страшно ему, боится собственных воспоминаний.
– Зря боится, – сказала Амали со своим абиссинским акцентом, речь казалась чуть шипящей. – Эти дети вообще не надо бояться, их будут бояться, неизвестные – значит, пугающие. Они очень сильные, я чувствую, все до последнего, даже человеческий младенец – тоже сильный, и есть в нем кровь абиссинки, мать этого дитя будет абиссинка. Не просто так они живы остались, вы их не просто так нашли.
– Неизвестные, – тягуче и почти по слогам сказал Время. – Это да, за последние деньки эта постоянная неизвестность стала мне привычна.
– Девочка темная, это точно, Борис, я чую дух ночи, как только она пришла на мое судно. Тело дрожь от такого холода, какой от нее идет, но гнилью не смердит, благородный холод, жуткий мороз, когда кости ломаются и скрипят. Я чувствовала такой однажды, в ночь, когда темная королева Алишхет пришла на мой корабль, она такой же холод. У них украли ребенка, знаешь это, Борис?
– Знаю, Амали, знаю, их девочку украли, об этом все знают.
– Страшная ночь, море тогда взвыло тысячами темных криков, горе для ночных, неспокойные времена начнутся. Я думала, что, может быть, это глупость, не так чувствую или не так помню, но решила, что надо, чтобы вы знать то же, что и я.
– Амали, ты не поверишь, я и сам думал об этом, но, признаюсь, немного сомневался, благо ты окончательно развеяла мои сомнения. – Борис почесал бороду.
– Стойте, так вы что же, думаете, что девочка, вот эта милая трехлетняя девочка, может быть дочерью Алишхет? – спросил Гордоф недоумевающе.
– Чш-ш, – прошипела Амали. – Не говорить таких слов на моем корабле! Никому никогда не говорить! Уши и глаза – они всюду. Моя команда ни о чем таком знать не должен, ясно?
Гордоф умолк.
– Амали, а про других детей ничего тебе на ум не приходило? – вновь спросил ее Борис.
– Про других не знаю. Взрослый мальчишка непонятный, как будто чуть-чуть то и чуть-чуть се… Поди разбери, редкий он, как будто