остановке. Благо, она была недалеко.
Пустынная улица освещалась редкими фонарями, кое-где светились окна домов. Сонную тишину изредка нарушали собачий лай и гудение машин. Автобусы в этот час ходили редко, и я настраивал себя на долгое ожидание. Подойдя к остановке, увидел сидящего на лавочке мужчину в чёрной куртке и фуражке. Больше никого не было.
Прошло несколько минут. Сидящий неподвижно человек поднял голову и из-под низко опущенного козырька фуражки посмотрел в мою сторону. В это мгновение проезжавший мимо автомобиль осветил его лицо. Оно показалось мне знакомым, но я думал о Маринке, и в первую секунду не придал этому значения. Но тут же всплыли в памяти «Доска объявлений», портрет преступника и его злые, холодные глаза. Словно что-то подтолкнуло меня изнутри, и я спросил его:
– Мамай?
Мужчина что-то буркнул и отвернулся.
«Ошибся!» – подумал я с сожалением. Но незнакомец вжруг вскочил и бросился бежать по тротуару. Я несколько секунд буквально обалдевший смотрел ему вслед, а затем помчался вдогонку. Сомнений в том, что это разыскиваемый преступник у меня не было. Он убегал вперёд неожиданно быстро, хотя я, конечно, его всё-таки нагонял. Его куртка мелькнула впереди в свете фонаря, он повернул в проулок между домами и скрылся в темноте.
Нет-нет, я его не потерял! То направление, в котором он двигался, мне было прекрасно известно. Тут одна-единственная тропинка идёт в лес, с неё свернуть некуда – до конца проулка по обеим её сторонам тянуться ограды. А потом густой кустарник, в который ночью нырять опасно – без глаз можно остаться. Потом лес, но с очень густым подлеском. А ещё чуть дальше, метров через двести, находится лесная поляна, куда, собственно, и ведёт тропинка. Эту поляну выкашивают, на краю её шашлыки местные любят жарить, в волейбол играть, загорать… Вот, в общем-то, и всё. Дальше можно идти в любую сторону – там дорог нет, каждый сам свою выбирает: кто за грибами-ягодами, кто к старице на рыбалку, а кто-то может и брёвнышко, нужное в хозяйстве, вырубить незаконно.
IV
Я свернул за ним следом, пробежал до конца забора, а далее кусты и уже лес, в темноте тропу лишь каким-то чутьём угадываю. Слышу, Мамай где-то впереди бежит – топот и пыхтение слышны далеко! Вот и поляна. Мамай уж до её середины добежал! Силён, однако! Лагеря да тюрьмы здоровье ему, знать, не попортили. Я считал, что быстрее его нагнать сумею. А он как лось скачет!
Всё-таки очень небольшая это поляна! Уж больно быстро рецедивист её проскочил. Вот он уже с шумом врезался в кусты на другом её конце. По лесу бежит, только сучья под ногами трещат! Я тоже вломился в кустарник. Поднял руки, чтобы по глазам веткой не хлестнуло и бегу, молясь, чтобы лбом в дерево не врезаться! Неожиданно впереди послышался сдавленный крик и шум падения. Я, услышав это, ещё поднажал, и вдруг, зацепившись ногой за сучок, вытянув перед собой руки, полетел кувырком. Раздался странный протяжный низкий звук, перед глазами у меня полыхнул голубой свет…
Я пришел в себя, лёжа на прелой, жёсткой