простучали полночь.
Твой голос устал. Затих.
«Март. Семнадцатое…»
Март. Семнадцатое.
Тает снег.
Бродят ветры – лохматые псы.
С женщинами недопустимо быть откровенным,
как бы близки они ни были. Любое ваше откровение станет оружием против вас.
«Бьет ветер жестокой шрапнелью…»
Бьет ветер жестокой шрапнелью,
Как меч за плечом – автомат.
Ночь свою пасть раззявила,
Оплыла, догорев, свеча.
Плевать на законы и правила,
Привык я рубить с плеча.
«Я смотрел на огонь…»
Я смотрел на огонь,
Жадно блики играли.
Подставлял им ладонь,
В ней они умирали.
«Электронная лампада…»
Электронная лампада
Ярко вспыхнет у виска.
Ни о чем мечтать не надо,
Лишь тоска… тоска… тоска…
«У него о войне ни строчки…»
У него о войне ни строчки,
Легкокрылый веселый слог.
Тополя. Воробьи. Цветочки.
Я бы так никогда не смог.
Мы сидели в уснувшем парке,
Рифмы падали в первый снег.
Согревал я в руке цигарку,
Полагал, что умнее всех.
Бесновался, кричал, итожил,
Чьи-то жизни, что я не прожил,
В стихотворный вгонял размер.
Я ему про бои накручивал.
Обелиски. Пожары. Последний стон.
И скрипели слова-уключины,
Из стихов выпадая вон.
Он ответил с улыбкой: «Просто
В моей азбуке слов этих нет.
Ни к чему и разлуки, и версты,
Посмотри-ка, какой рассвет…»
Много осеней промелькнуло,
Он скончался давно от ран.
В газетенке тогда чиркнули —
Вот ушел, мол, от нас ветеран.
Он ушел, а слова как пули
В каждой строчке его вросли.
Снегирей на ветках спугнули,
Но меня-то они спасли.
«Ты скрипел пером в тиши полночной…»
Ты скрипел пером в тиши полночной,
И грустил за окнами туман.
Нитью вышит тонкою, непрочной
Твой не грешный – праведный обман.
Ты заляпал мир линялой краской,
И смешались в черный все цвета.
Корчилось лицо под лживой маской
То ли труса, то ли подлеца.
«Ненавижу глупцов и ханжей…»
Ненавижу глупцов и ханжей,
Царедворцев и просто пажей.
Хоть известно, что глупость – порок,
Что поделать – назойливый рок.
Он оставил на мне отпечаток,
На спине, чуть пониже лопаток.
Расплатился за глупость сполна,
И душа моя гнева полна.
На длинный свой я злюсь язык
И палача надрывный крик.
Но стал я сам тому виной,
Смеюсь и плачу над собой.
«Что