года, или месяца, или дня. От этого было еще страшнее. Неизвестность, как известно, пугает особенно сильно.
Происходило все примерно следующим образом. Начинался урок русского языка, и перед началом новой темы Ирина Леонидовна вызывала кого-нибудь к доске ответить устно домашнее задание. Заданный параграф учебника. Вот эта лотерея и определяла дальнейший ход событий. Если вызванный «кто-нибудь» начинал говорить громко, уверенно и без запинки, пусть даже и не совсем то, что нужно, то все отлично и почти наверняка все обойдется. Мяться у доски, тянуть время или делать вид, что вот сейчас все вспомнишь, означало полный крах для всех.
Была еще одна ловушка. Ирина Леонидовна часто останавливала отвечающего и задавала уточняющие вопросы. Или вместо того, чтобы дать выпалить честно вызубренный параграф, спрашивала про какие-нибудь никому не нужные особенности написания деепричастных оборотов. И тут уж смотри, не оплошай. Ответ должен был быть мгновенным и незамедлительным. Необходимо было сохранять максимальное хладнокровие и присутствие духа.
Разумеется, далеко не каждый ученик пятого класса средней школы обладал набором указанных качеств. Поэтому часто после вопроса возникала пауза. Как известно, пауза хороша вовремя. Вроде ложки к обеду. Урок русского языка совершенно не подходит для пауз.
Итак, вопрос висел в воздухе. Ничего не происходило. У доски безмолвие и судорожная работа мысли. Мы физически ощущали ход времени. Все! Время вышло. Ирина Леонидовна в притворном удивлении поднимала брови и, растягивая звуки, произносила: «Ннннуууу?» Даже если вдруг в эту секунду жертва у доски чудом вспоминала ответ, это не имело никакого значения. Уже поздно. На выдохе Ирина Леонидовна выстреливала сквозь сжатые губы в сторону доски только одно слово: «ДВА!» Причем, не «САДИСЬ, ДВА!!!», а просто «ДВА!», на место идти рано, с ним еще не закончили.
Затем она поворачивалась к классу.
Убежать или спрятаться под парту было невозможно. Мы сидели, скованные ужасом и парализованные ее бешеным взглядом. Максимум, на что мы были способны, это попытаться спрятаться за раскрытыми страницами учебника, одновременно пытаясь перечитать параграф домашнего задания.
Ирина Леонидовна молча указывала пальцем на следующую жертву. Обреченный поднимался на ватных ногах. Иногда он или она даже успевали выдавить из себя некое подобие звука, похожего на писк, прежде чем сесть на место пробитым навылет двойкой. Шансов не было. Ни у кого. Причем пребывая в состоянии валькирии, хлебнувшей настойки из мухоморов, Ирина Леонидовна совершенно не делала разницы между девочкой – круглой отличницей и простым серым троечником. Двойки получали все.
К счастью, она обычно ограничивалась тремя или четырьмя жертвами, после чего возвращалась к ждущему своей участи у доски и, не зная сострадания и жалости, вытягивала нужные ей ответы. Этим все и заканчивалось.
Но только не в тот раз.
В тот несчастный день все начиналось