не видела магазинного вора «за работой», поэтому на миг я просто каменею. Но уже через секунду внутри вскипает ярость. Девица ворует! В магазине! Так не должно быть! Это недопустимо!
А если все так начнут делать? Мало кто откажется от бесплатных носков, но это не значит, что можно просто идти и брать. Мы оплачиваем покупки. Даже если они нам не совсем по карману.
Внутри у меня все переворачивается. Я клокочу от злости. Это нечестно! Я вдруг понимаю, что не дам ей уйти. Нужно что-то делать. Не знаю что, только нужно. Оставив фляги, я соскакиваю со стремянки и пулей лечу на улицу. Вон она, эта девица! Я перехожу на бег, лавируя между прохожими. Сердце тревожно колотится. А если она решит меня припугнуть? Вдруг у нее пистолет? Боже, конечно, пистолет! Это же Лос-Анджелес, тут у всех оружие. Плохи дела. Ладно, пусть меня застрелят, но я не отступлю! Вытянув руку, я хлопаю девицу по костлявому плечу.
– Простите?
Девица оборачивается, и я испуганно сжимаюсь – сейчас мне в бок упрется холодное дуло. Но его нет. За огромными темными очками лица воровки почти не видно, только бледный острый подбородок и тощую, почти дистрофическую шею. Мне вдруг становится ее жалко. Вдруг она бездомная? И ей нечем больше заработать? Продаст носки и купит еды своему младенцу-кокаинщику?
Внутренний голос шепчет: «Отвернись, Бекки! Пусть идет себе». Но я не могу. Потому что, даже если у нее младенец-кокаинщик, это неправильно. Так не должно быть.
– Вы попались, – заявляю я. – Я видела, как вы взяли носки.
Девица, вздрогнув, хочет сорваться с места, и я машинально хватаю ее за локоть.
– Воровать нельзя! Нельзя, и все! Вы, наверное, думаете: «А что такого, никто же не пострадает». На самом деле страдают продавцы. Иногда у них вычитают из зарплаты за пропажу. Это разве честно? – Девица отчаянно выкручивается, но я крепко держу ее обеими руками. У матери двухлетнего ребенка вырабатывается бульдожья хватка. – А потом подскакивают цены, – пыхчу я. – И страдают все. Вы, наверное, думаете, что выхода нет, но это не так. Еще можно изменить свою жизнь. Можно обратиться за помощью. Вас принуждают воровать? – сочувственно спрашиваю я. – Не спорю, тяжело. Но есть ведь кризисные центры. Я видела передачу, там все замечательно устроено. – Я уже собираюсь рассказать подробнее, когда очки у девицы сползают, приоткрывая лицо.
И у меня вдруг слабеют колени. Дыхание перехватывает. Это же…
Нет. Не может быть.
Да. Это она.
Лоис Келлертон.
Все мысли о кокаинщиках и кризисных центрах словно ветром сдувает. Это невероятно. Это невозможно. Это сон. Я, Бекки Брендон, урожденная Блумвуд, держу мертвой хваткой голливудскую звезду Лоис Келлертон. Мой взгляд прикован к ее знаменитому профилю, ноги подкашиваются. Лоис Келлертон! Я видела все ее фильмы, я видела ее на красной дорожке, я видела…
Но…
То есть с какой тогда стати…
Лоис Келлертон украла три пары носков? Это что, шоу «Скрытая камера»? Словно застыв в стоп-кадре, мы сверлим друг друга глазами. Я помню ее в роли Тэсс в чудесной экранизации «Тэсс из рода д’Эрбервиллей».