Нимрода: женщинам. Точнее, к тем двум, что привлекли внимание Нимрода.
В благодарность за краткий обзор жизни в конце двадцатого столетия Нимрод выдал Кэлу основную информацию по Фуге. Сначала он рассказал о Доме Капры, где собирается совет семейств, затем об Ореоле – облаке, скрывающем Вихрь, и о Коридоре Света, ведущем внутрь него. После чего заговорил о Небесном Своде и Заупокойных Ступенях. От одних названий Кэл преисполнился тоски.
Оба собеседника узнали много нового и поняли, что со временем они вполне могли бы подружиться.
– Теперь помолчи, – велел Кэл, когда они завершили круг у калитки дома Муни. – Ты младенец, помнишь?
– Разве такое забудешь? – отозвался Нимрод со страдальческим видом.
Кэл вошел в дверь и позвал отца. Однако во всем доме, от чердака до подвала, было тихо.
– Его здесь нет, – сказал Нимрод. – Ради всего святого, опусти меня на пол.
Кэл поставил младенца на пол в прихожей. Тот немедленно затопал в сторону кухни.
– Мне нужно выпить, – заявил он. – И я говорю не о молоке.
Кэл захохотал.
– Поглядим, что там есть, – сказал он и пошел в дальнюю комнату.
Первая его мысль при виде отца, сидящего в кресле спиной к саду, была такой: Брендан умер. Внутри все перевернулось, Кэл едва не закричал. Потом веки Брендана затрепетали, и он поднял глаза на сына.
– Па? – позвал Кэл. – Что случилось?
Слезы катились по щекам Брендана. Он даже не пытался вытереть их, не пытался подавить душащие его рыдания.
– Господи, папа… – Кэл бросился к отцу и присел на корточки рядом с креслом. – Все хорошо… – проговорил он, положив руку на предплечье Брендана. – Ты вспомнил маму?
Брендан отрицательно покачал головой. Слезы душили его. Он не мог говорить. Кэл не стал больше расспрашивать, а просто держал отца за руку. Он-то думал, что меланхолия Брендана начала проходить, что горе понемногу притупилось. Видимо, нет. Наконец отец заговорил:
– У меня… у меня было письмо.
– Письмо?
– От твоей матери, – Брендан смотрел на сына мокрыми глазами. – Я сошел с ума, Кэл? – спросил он.
– Нет, конечно, па. Конечно, нет.
– Так вот, клянусь… – он сунул руку между подушек кресла и вытащил мокрый носовой платок. Высморкался. – Оно лежало здесь, – сказал он, кивая на стол. – Посмотри сам.
Кэл подошел к столу.
– Оно было написано ее почерком, – продолжал Брендан.
На столе и в самом деле лежал листок бумаги. Его много раз разворачивали и снова складывали, а совсем недавно поливали слезами.
– Это было чудесное письмо, – говорил Брендан. – Она писала, что счастлива, что я не должен горевать. Она писала…
Он остановился, потому что снова задохнулся от рыданий. Кэл поднял лист бумаги. Он оказался тоньше любой бумаги, какую он когда-либо видел, и чистый с обеих сторон.
– Она писала, что ждет меня, но что я не должен торопиться, потому что ожидание для нее в радость, и… что я должен просто наслаждаться жизнью