наша жизнь с появлением этого человека или как ему удалось постепенно расположить к себе всех нас. С женщинами это было просто, но вскоре он растопил и сердце отца, что было намного сложнее, а также сумел завоевать благосклонность Джима Хорскрофта и мою. Рядом с ним мы вообще чувствовали себя какими-то большими мальчиками, потому что этот человек, казалось, побывал везде и видел все, и по вечерам, слушая его рассказы, мы переносились из нашей тесной кухни на маленькой ферме в королевские дворцы, военные биваки и на поля боев, видели все чудеса мира. Сначала Хорскрофт относился к нему достаточно настороженно, но де Лапп, благодаря своему такту и простоте манер, заставил его изменить свое мнение в прямо противоположную сторону. Джим садился рядом с кузиной Эди, брал ее за руку, и они вместе с замиранием сердца слушали его истории. Обо всем этом я не стану рассказывать, но и сейчас, после всех этих лет, я прекрасно помню, как неделя за неделей, месяц за месяцем словами и делами он лепил из нас то, что было нужно ему.
Начал он с того, что отдал лодку, на которой приплыл, отцу, оставив за собой лишь право пользоваться ею в случае надобности. Той осенью сельдь подошла близко к берегу, а дядя мой перед смертью передал нам набор прекрасных сетей, поэтому подарок этот мог принести нам много фунтов. Иногда де Лапп сам выходил в море на этой лодке, и летом, бывало, целый день плавал вдоль берега, медленно гребя веслами, останавливаясь через каждые несколько гребков, чтобы закинуть за борт камень на леске. Я не мог понять, что он делает, до тех пор, пока он как-то сам не рассказал мне.
– Я люблю изучать все, что связано с военным делом, – сказал он, – и, если выпадает такая возможность, стремлюсь не упускать ее. Я хочу выяснить, смог бы на этом побережье высадиться военный десант.
– Только не при восточном ветре, – заметил я.
– Да, верно, только не при восточном ветре. У вас здесь когда-нибудь проводились замеры глубин?
– Нет.
– Линейным кораблям{43} к берегу не приблизиться, но сорокапушечный фрегат может подойти на расстояние мушкетного огня, глубина позволяет. Высаживаем на лодках tirailleurs[10], разворачиваем их вон за теми песчаными холмами, потом возвращаем лодки и десантируем еще один отряд, все время поливая берег с фрегатов крупной картечью. Да, это возможно! Определенно, возможно!
Усы его по-кошачьи затопорщились, глаза засверкали, и я понял, что мысленно он уже представляет себе, как это происходит.
– Но вы забыли, что на берегу будут наши войска! – с негодованием воскликнул я.
– Да ну! – отмахнулся он. – Разумеется, битвы без противника не бывает. Но давай посмотрим, давай разберем, как это может происходить. Сколько вы можете собрать? Скажем, двадцать-тридцать тысяч. Несколько неплохих пехотных полков, только и всего. Все остальное – пшик. Рекруты, ополчение. Как вы их называете… волонтеры?
– Храбрецы! – вскричал я.
– О да, очень храбрые воины. Но совершенно безголовые. Ах, mon Dieu[11], какие все-таки они безголовые! Я имею в виду не только ваших, всех новобранцев. Они боятся показаться трусами,