у него началось воспаление в груди, и через несколько дней он умер. Григорий выжил, но был так потрясен инцидентом, что получил горячку.
Однако он быстро поправился и смог, как и раньше, играть и заниматься своими любимыми лошадьми, но в нем как будто что-то изменилось: его полное и розовое детское лицо стало бледным и худым, а по вечерам покрывалось лихорадочными пятнами. Изменились и его манеры, что сильно огорчало его родителей. Никто не мог точно сказать, чего ему не хватает, да и сам он не находил никакого средства излечения. Наконец вернулась лихорадка, ребенок наполовину потерял сознание и оставался в таком состоянии много дней, даже недель.
Ничего нельзя было сделать, кроме как устроить для ребенка постель в «черном углу» большой кухни: это было самое темное и самое теплое место кухни, наиболее комфортное зимой, когда по главной улице деревни мели сибирские вьюги. Наконец, кухня была излюбленным местом обитателей дома, и там можно было постоянно следить за ребенком.
С наступлением темноты приходили соседи и рассаживались по широким лавкам. Их угощали выпивкой и лакомствами, и допоздна велись разговоры о том, что произошло в деревне, или обсуждались новости, дошедшие до Покровского через соседние ярмарки.
Люди разговаривали вполголоса, потому что маленькому Григорию по-прежнему было плохо. К ужасу семьи, он, осунувшийся, целыми часами лежал, отвернувшись к стене и не обращая внимания на происходящее вокруг него.
Наконец, он, казалось, выздоровел. Он вырос, весьма рано стал шататься по трактирам, бегать за девками и вести беспорядочную жизнь. Устав за день от тяжелых крестьянских трудов, он проводил вечера в пьянстве до потери рассудка.
Однажды он присутствовал на празднике, где деревенская молодежь развлекалась играми, песнями и плясками, и там познакомился с хорошенькой черноглазой молодой блондинкой по имени Прасковья Федоровна Дубровина, в которую влюбился. Григорий совершенно не изменил своих привычек и даже после женитьбы на ней продолжал вести беспорядочную жизнь, как и прежде, посещал трактиры и крутил шашни с деревенскими девками.
Тогда-то и произошло в его жизни второе событие, произведшее на него сильное впечатление, о котором он рассказал лишь своему единственному верному другу Дмитрию Печеркину в тот день, когда оба шли вдоль берега Туры и разговаривали об урожае, скоте, лошадях, девушках и Боге.
По его словам, однажды, когда он пахал поле и в конце полосы собирался повернуть лошадей, позади него зазвучал великолепный женский хор, как бы церковный. Удивленный, он оставил плуг и обернулся: совсем рядом с ним шла необыкновенной красоты женщина, Богоматерь, словно окутанная золотистыми лучами полуденного солнца. В небе тысячи ангелов пели торжественный гимн, а им вторил голос Девы Марии.
Видение, рассказывал он своему другу, продолжалось всего несколько мгновений и исчезло. Смущенный до глубины души, Григорий стоял неподвижно посреди пустого поля, с дрожащими руками, и у