масла в огонь.
Мать усаживается рядом со мной на стул:
– Нет, я больше не могу! А ведь мне туда ходить не переходить!
– Ма! Не надо, ма…
– Да что – «ма»! Звери! Просто звери, это не люди – это сволочи…
В материнском лексиконе больше нет ругательных слов. Это – самые страшные. Дальше она повторяет всё это раза три, в разных вариациях.
– Вот коляску-раздолбайку – бери хоть сейчас! Такую, в которой колёса надо руками крутить. В которой сиденье мягкое и спинка короткая. Ты в такой просто сидеть не сможешь, не то что передвигаться! Как с этим смириться?
– Не знаю.
А сидеть в такой коляске – и правда не могу. Мы пробовали. Поэтому и сижу только на кровати.
– Коляска на рост метр девяносто, на электроприводе, с хорошими колёсами, с твёрдой спинкой, с подголовником, чтоб ты мог сидеть и сам ею управлять, стоит двести тысяч. «У нас таких колясок нет… Вас много, а государство не резиновое! Это – ваши проблемы! Кто вас заставлял ломать позвоночник! Не положено…» Не положено им! Прости Господи, посмотрела бы я на них, если бы их так шандарахнуло! Или их детей! Прости Господи!
Мать – верующая. Раньше это было почти незаметно, но как только случилась беда, мать стала ходить в церковь каждое воскресенье, а то и чаще. Иногда мать пыталась заводить со мной «душеспасительные разговоры», но быстро поняла, что, кроме скандалов, из этого ничего не выходит.
Зато теперь мать всегда перестраховывается: «Прости Господи!» или «Господи помилуй!». Повторяет, даже когда ругается.
Хорошо, что ругается редко.
А Господь, видимо, прощает… Может, и милует. Правда, внешне это не очень заметно. Ещё мать говорит, что мы вообще не умираем, а переходим в иное существование, в котором в принципе учитывается всё, произошедшее с нами здесь. Всё это записывается ангелами в книге нашей судьбы. Что «здесь» – это тренировка. Проверка, экзамен.
А вот в новом существовании – смерти нет. Бессмертие.
«У Бога все живы!» Все живы – возможно, конечно. И ангелы с авторучкой, строчащие в блокноте, – прикольно. И жизнь в другом качестве – приятно, хоть и недоказуемо.
Против жизни в другом качестве – я не возражаю. Это – греет душу. В мои размышления о жизни и смерти это вносит пусть и неуловимую, но надежду.
Хотя мать не даёт расслабиться: у неё припасены рассказы про ад и рай. Бесконечная жизнь, полная мучений, – это что-то вообще за гранью разума.
А в этой жизни нам припасены экзамены. Все разные, для каждого свой, персональный. Это, кстати, ещё один довод против ЕГЭ. Нет, нет стандартов в этом мире…
– Сынок, ты бы помолился…
Так мать уговаривала меня после выписки из больницы. И потом не раз пыталась вразумить меня.
– Помолись… Попроси Бога. Чтоб исцелил. Давай я к нам священника приглашу. Ты исповедуешься, причастишься…
– Ма, прекрати! Почему это я должен кого-то просить? Значит, когда мне было хорошо, я к Богу не обращался, а сейчас должен у него что-то вымаливать? Я не конъюнктурщик какой-то! Да я вообще ни у кого и ничего вымаливать не собираюсь. Хорошо ещё,