в Хэвене. Все ее книги были написаны здесь… кроме первой.
Роберта сняла ее с полки и с любопытством оглядела, понимая, что прошло по крайней мере лет пять с тех пор, как она в последний раз держала книжку в руках. Тяжело было не столько осознать, как летит время; тяжело было понимать, с каким опозданием обычно ты вспоминаешь об этом.
Эта книга составляла разительный контраст с последующими, одетыми в обложки, с нарисованными горами и долинами, всадниками и стадами коров, пропыленными транзитными придорожными городишками. Здесь же на обложке была изображена гравюра парусника XIX века, приближающегося к берегу. Сочетание резких черных и белых цветов было пугающим. «Ориентируясь по компасу» – было написано над гравюрой. А внизу строчка – Стихотворения Роберты Андерсон.
Она открыла книгу, перелистнула страницу с названием, на минуту задумавшись над годом издания – 1974-й, затем задержалась на страничке, где были написаны слова посвящения. Они были столь же впечатляющи, как и гравюра. Эта книга написана для Джеймса Гарденера. Для того человека, которому сегодня она пыталась дозвониться. Для него, второго из троих мужчин, с которыми она когда-либо ложилась в постель, и единственного, кто доводил ее до оргазма. Не то чтобы она придавала особое значение этому. Или, во всяком случае, не очень большое значение. Или она так думала. Или думала, что думает. Или еще что-нибудь. Так или иначе, сей факт уже не имел значения; эти дни уже умерли.
Она вздохнула и поставила книгу назад на полку, даже не взглянув на стихи. Очень хорошим был лишь один. Он был написан в марте 1972-го, месяц спустя после того, как ее дед умер от рака. Все прочие были чепухой – неискушенный читатель мог этого и не заметить… но призвание ее было не в этом. Когда опубликовали «Хэнгтаун», кружок знакомых писателей отверг ее. Все, кроме Джима, имя которого было в посвящении на первой странице.
Через некоторое время после переезда в Хэвен она написала длинное, ни к чему не обязывающее письмо Шерри Фендерсон и вскоре получила короткий резкий ответ на открытке: Пожалуйста, не пиши мне больше. Я с тобой не знакома. Подпись – одна-единственная буква «Ш», она казалась такой же резкой, как и это короткое послание. Бобби сидела на крыльце, проливая слезы над открыткой, когда появился Джим.
Почему тебя так расстроило то, что думает эта глупая женщина? – спросил он ее. – Ты доверяешь мнению женщины, метущейся между лозунгом «Власть – народу» и запахом «Шанели № 5»?
Но она очень неплохой поэт, – всхлипнула Бобби.
Джим нетерпеливо отмахнулся. Это не делает ее ничуть взрослее, – проговорил он, – или способной отречься от лицемерия, в котором она была взращена и которое она проповедует сама. Прочисти мозги, Бобби. Если ты хочешь и дальше заниматься любимым делом, проясни свою дурацкую голову и прекрати этот чертов вой. Мне от него херово. Меня от него тянет блевать. Ты же не слабачка. Я по себе знаю, что такое слабость. Почему ты не хочешь быть тем, кто ты есть? Почему