есть черных ход, и я могу через него ускользнуть.
– Может, перенесем нашу встречу на завтра? – предлагаю я. – С детьми как-то неудобно обсуждать рабочие вопросы.
– Мне удобно, – возражает он. – Сделай мне только чайку, что-то в горле пересохло.
Он отваливает в сторону, освобождая мне дорогу на кухню. Я покорно делаю пару шагов, но потом меня прорывает:
– А что насчет слова «пожалуйста»?
Кузнецов глядит недоуменно.
– Ты о чем?
– Когда о чем-то просите, хорошо бы говорить «пожалуйста», – напоминаю я. – По этикету вроде так положено.
На его лице отражаются усталость и недовольство.
– Я вроде заплатил за то, чтобы обойтись без всех этих расшаркиваний.
– А вот и нет! – из духа противоречия возражаю я. – В ту сумму, которую мне привезли ваши люди, не входит надбавка за хамство.
– Прямо как знал, слушай! – Он выуживает из кармана потертых джинсов несколько купюр. – Держи!
– Неужели так сложно выдавить из себя «пожалуйста»? – не верю я.
Он молча запихивает деньги мне в карман:
– Танчик, не грузи меня своими тараканами. Чайку сделай. И побыстрей.
Мы вдвоем проходим на кухню. Кузнецов выходит на балкон, с царственным видом озирает окрестности. Я, скрипя зубами, навожу ему чаю, спрашиваю:
– С сахаром?
– Да, одну ложку, – не оборачиваясь, отвечает он.
Я из вредности кладу пять. Понятия не имею, зачем это делаю, но не могу справиться с желанием напакостить.
– Готово, ваше высочество! – кричу я, ставя чашку на стол, и тут же убегаю в комнату, посмотреть как там дети.
Паша и Маша выглядят смирными. Машка, правда, уже красит ногти на ногах моих любимым лаком.
– Осторожней, – прошу я. – Не испачкай обивку дивана.
Машка закатывает глаза.
Пашка, в отличие от нее, ничего не трогает, просто воткнулся в телек.
Я беру со стола блокнот и ручку. Буду, пожалуй, записывать все, что Кузнецов расскажет, дабы потом ничего не напутать.
– Дети, мне надо немного поработать, – предупреждаю я. – Если что-то понадобится, зовите.
– А есть скоро будем? – спрашивает Паша. – У меня уже в животе урчит.
Я задумываюсь. Блин, чем покормить детей? В холодильнике у меня шаром покати: я не обманывала, когда говорила Кузнецову, что мне срочно нужно за продуктами. Впрочем, в шкафчике еще есть геркулес.
– Кашу будете? – предлагаю я. – Овсяную.
– Что? – одновременно переспрашивают Паша и Маша. Вид у них такой, будто я предложила им съесть дохлую мышь.
– С изюмом, – добавляю я, надеясь, что они проникнутся.
– Какая гадость! – морщится Пашка, а потом по лицу его вдруг катятся слезы. – Я хочу к маме. Почему она нас бросила? Почему? – Пашка откидывает голову назад и даже немного подвывает. – Я ненавижу кашу, я ее не бу-у-ду. Я лучше просто умру от голода.
Я подскакиваю к нему:
– Паша, тише. Я не заставляю тебя есть кашу. Не хочешь – не надо.
Его слезы тут же высыхают, на лице