Либавы с цирком Изако мы перебрались в Митаву. Провожали нас уже цветами и подарками от публики. В Митаве впервые в жизни мы с Рязановым наняли себе комнату в гостинице за пятнадцать рублей в месяц. Когда вечером вернулся из цирка домой и лёг в мягкую кровать с двумя чистыми простынями и мягкими подушками, я не поверил своему счастью. Неужели это я, тот самый оборвыш с карусели! Тот самый, которым все кому ни лень помыкали и которого никак не хотели принимать в цирк! Заснул я счастливым.
Служа в цирке Изакова, я познакомился с наездницей того же цирка Франциской Фишер. Вскоре я на ней женился, став уже совсем положительным человеком.
С Рязановым я вскоре разошёлся и стал выступать с популярным клоуном Теодором. С ним я поехал в Кронштадт в цирк Энрико Труцци как артист уже с положением. Туда же выписал нашего брата Георга, который стал служить у нас реквизитором.
С этим цирком перекочевали в Нарву, в Лугу. А от него перешёл наконец в петербургский цирк «Модерн» Дукандера. Сюда я перешёл исключительно для поднятия своего артистического реноме. Получал я здесь уже четыреста рублей в месяц. Но цирк прогорел. Однако я не остался без дела и на тот же гонорар был приглашён с Теодором в цирк Чинизелли – венец мечтаний всех циркачей.
После Чинизелли я со своим партнёром и братом Георгом работал в цирке Девинье в Митаве, Бобруйске и Вильно. Потом один сезон в цирке Рудольфо Труцци в Ревеле. Затем опять поступил в цирк Изако, с которым в течение пяти лет объехал города Сибири и Дальнего Востока. Потом были два сезона у Саламонского в Риге. Позже в Ревеле, Ковно. И наконец в Берлине. Сначала в цирке Адольфи три месяца, а позже в цирке Буша.
Все годы, как только у меня случался достаток, я постоянно нанимал учителей, старался обучаться грамоте. И своими стараниями, как видишь, преуспел в этом.
Дорогой мой брат Филипп! Прикладывай старания, усердие. Лелей свою мечту, как я, и ты непременно состоишься. Береги свой необыкновенный псевдоним, он тебе дорого достался. Максов много по миру. Коко и Теодоры тоже встречаются. Все копируют друг друга ради успеха, даже имена. Якобино – один! Уверен, что взойдёт твоя звезда. Ты станешь знаменитым. Непременно станешь. С сердечной любовью к тебе, брат Альфонс-Коко. 1913 г.».
Глава тринадцатая
Якобино по-прежнему сидел у тёплой стены теперь его квартиры и вспоминал, вспоминал. Да, сейчас он был благополучен и беззаботен. Но путь к сегодняшнему успеху не был цветущим Французским бульваром Одессы. Ему, как немцу, часто было непросто. Очень непросто…
…Лето 1914 года ознаменовалось смутой и очередной мировой трагедией. В который раз мир сошёл с ума. Ненависть одних поедала жизни других. Политика вошла в плоть людей всей своей необузданной глупостью, кровожадностью и скудоумием, выдаваемыми за патриотизм – последнее прибежище негодяев.
Вокруг смятение, страх, кровь. Ненависть…
Якобино в это время оказался проездом в Москве, где собирался попасться на глаза Альберту