а с литературными именами-брендами – это никак не выработка позиции критика. Это – акт позиционирования. И только.
Очень трудно (мне трудно) представить литературный вкус, позволивший бы поставить в один ряд тяжеловесную, архаичную (соцреалистическую почти, пусть и навыворот) прозу Горенштейна с живой, пластичной, ёмкой прозой Саши Соколова («Школа для дураков»), или прозу Палей с прозой Шарова или, извините, романы Бондарева с романами Шолохова.
Все эти имена я взял из списка лучших русских романов за шестьдесят лет, составленным Данилкиным, – составленным как будто специально для того, чтобы Беляков смог потом продемонстрировать его, Данилкина, критическую неангажированность. То есть нормальное позиционирование. В чистом виде.
Тексты Данилкина я читаю, возможно, не так регулярно, но достаточно, чтобы заметить вот такую их особенность – добавлю штрих к портрету, написанному Беляковым – Данилкин разный, когда пишет о текстах «брендовых» и когда пишет о «просто» литературе.
В первом случае он бывает излишне напряжён и аккуратен в формулировках, то есть политкорректен (или – не-политкорерктен, что в данном случае одно и то же), здесь слишком чувствуется, что критик вступает в контакт не только с текстом, но и с предполагаемым общественным мнением.
А во втором случае Данилкин – критик на свободе, и критик часто точный, проницательный и – филологичный. Данилкин прежде всего – хороший рецензент.
Детский вопрос, почему?
Почему критики, получившие, наконец, свободу, так несвободны в своём литературном поведении? Почему им так трудно обходиться без опоры на не ими создаваемые «бренды»? Что мешает им заниматься собственно литературой? Которой, повторяю, дела нет до «знаковости» имён.
Ну вот, скажем, Борис Екимов – он кто, «писатель-либерал» или «писатель-патриот»? К содержанию екимовской прозы, к уровню, к значимости её вопрос этот вообще не имеет отношения.
Какая разница, в «Новом мире» или в «Нашем современнике» напечатан новый текст Екимова? Проза его не меряется репутацией органа, в которой обнародована. Екимов сам по себе. Он – писатель. Вот и всё.
Ведь очевидно же, что настоящая литература – дама неполиткорректная. В высшей степени. Благородство намерений автора, его гражданский или какой угодно другой пыл, ей – литературе – без разницы. Признаёт только одно – художественную состоятельность текста.
Почему же критика не может жить по тем же законам?
Вопрос, действительно, детский. Потому как ответ на него, увы, будет очевидным: мешает гипертрофированная гордыня людей, которым кажется, что они-то и руководят литературой. И, соответственно (всё-таки критики – не идиоты), такой же гипертрофированный комплекс неполноценности.
Ну, скажем, у того же многоопытного Данилкина, который может вдруг выдать вот такую простодушную фразу-проговорку в подзаголовке к своей статье «Клудж»: