позволить, мне понадобилось несколько месяцев. Мне нравится его текстура и то, как он хранит солнечное тепло, постепенно возвращая его босым ногам. Чтобы уложить его не по прямой, а по пологой кривой, ведущей к двери, я пригласила ландшафтного дизайнера. Летом ее обрамляют кустики розмарина, тимьяна, лаванды и шалфея, кое-где разбавленные причудливыми пятнышками красной лобелии. Ох, и намучилась же я, пока подобрала цветовую гамму.
Теперь, глядя на мою замечательную дорожку, я вижу лишь поблескивающую на солнце кровь и смерть.
И в этот момент ощущаю спиной чье-то присутствие. Мне даже не надо оборачиваться, чтобы понять, что это Колли. На сладости у нее прямо-таки нюх. Я наклоняюсь, поднимаю с крыльца безе, закрываю дверь и говорю:
– Но только вечером, после ужина.
– Папа только что ушел, – говорит она. – Через заднюю дверь.
Ну конечно ушел, кто бы сомневался. Тоже мне неожиданность. Я грузно опускаюсь на пол и прислоняюсь спиной к парадной двери. По лицу стекают горячие слезы. Вскоре у меня уже перехватывает дух, и я хватаю ртом воздух. Нос словно забит бетоном. Лицо опухло и скукожилось, как у пластмассовой куклы. А слезы все текут и текут.
– Мам?
О господи, Колли. Нет, надо собраться. Я стараюсь выровнять дыхание, чтобы не так сильно ее пугать. Хотя мне и не понятно, боится ли Колли. Она не такая, как другие. Когда сидишь в неуклюжей позе на полу в холле, словно олененок, и рыдаешь в присутствии дочери, у которой вот-вот начнется переходный возраст, в голове рождаются самые странные мысли.
– Не плачь, мам, – говорит Колли, – погоди-ка… я сейчас.
Она встает, и вскоре я слышу на кухне ее возню. Голова в руках кажется чугунной.
– Держи.
В поле зрения появляется какой-то предмет. Несколько секунд я смотрю на него невидящим взглядом. Это вилка с лимонным безе. Из горла рвется крик – пронзительный, громкий и короткий. Бьющий по нервам даже меня саму. Колли не морщится и лишь смотрит, не сводя с меня глаз.
– Тебе сразу станет легче, – говорит она.
И я его беру. Кислый лимон цепляется за язык, безе сахарным фонтаном тает во рту. Мне и правда становится легче, пусть даже совсем чуть-чуть.
– Спасибо, – говорю я.
И чуть не хохочу от того, как удивительно трогательно видеть, как она в утешение кормит меня десертом, хотя из другой части моей души вновь рвутся наружу рыдания, потому как в убогом эмоциональном словаре моей дочери ободрение сводится к яйцам, лимонной пасте и сахару, которые приготовила отцовская… ладно, об этом не будем.
– Все, все. Мне уже полегчало. Спасибо тебе, милая, – говорю я и для убедительности кладу в рот еще немного безе.
Колли несколько мгновений смотрит на меня, склонив набок голову, и удовлетворенно кивает. Я почти вижу, как рядом с моим именем появляется галочка, вычеркивающая меня из ее списка необходимых дел. Со мной все нормально, за меня можно больше не волноваться. Девочка возвращается к рисованию и опять что-то мурлычет себе под нос.
Я