неплохо заучивали на слух, хоть и не понимали латинских слов: как большинство представителей тех народов, что не знают письма, они имели хорошую память и привыкли запоминать даже очень длинные повествования во всех подробностях. В чтении они тоже особых успехов не достигли – спасибо, они хоть поняли, что такое письменная речь, и перестали подозревать в писаной строке зловердное колдовство. Но и прочитать за один прием больше двух строчек им редко удавалось, и при этом оба уставали так же, как от гребли в течение целой «смены». Про церковное пение и говорить не стоило – на пирах с дружиной они с удовольствием пели свои привычные песни, мелодия которых напоминала ритм корабельной гребли. Причем хмельные хирдманы еще и стучали в такт кубками по столу, и, бывало, шум и рев из гридницы полночи не давали Теодраде заснуть.
Чем дальше, тем больше она понимала, что ни крещение, ни графское звание не изменило взглядов и привычек сыновей Хальвдана – они остались теми же разбойниками, которыми были, когда она впервые о них услышала. И в то же время она чувствовала, что привязалась к обоим – и к своему мужу, и к его брату, и даже к их людям – Орму Шелковому, Оттару Епископу, к хирдманам из ближней дружины. При всей грубости их воспитания и нравов, при всей дикости их языческих понятий все они были по-своему добрыми людьми, а к ней относились с почтением и даже заботой. Увидев, что во время прогулки она устала и присела на камень, кто-нибудь из сопровождавших ее хирдманов или сам Рерик тут же скидывал с плеч плащ или меховую накидку, чтобы ей было мягче и теплее сидеть, и это трогало Теодраду чуть ли не до слез. Когда эти же самые люди разоряли Сен-Кантен, убивали мирян и священников, грабили имущество церквей и простых горожан, ей не могло и в голову прийти, что они могут быть такими. Но тогда ведь была война, а у войны свои законы; в мирное же время они относились к жизни и достоинству свободных людей с не меньшим уважением, чем самые просвещенные народы.
Итак, отличиться на ниве собственного просвещения у Рерика не очень вышло, и тем сильнее его тянуло к новым походам. Очередной целью была выбрана Фризия. Эта страна, лежавшая на восток от Фландрии и отделенная от нее огромным Угольным лесом, была выделена уже другому королю, Лотарю, тоже сыну Хлодвига Благочестивого. Это давало викингам возможность заняться любимым делом, не нарушая своей клятвы верности Карлу.
Во Фризии им повезло – Золотой Дракон, воплощение удачи рода, снова оправдал их надежды. Время для нападения оказалось очень удачным – вик Дорестад, расположенный в устье Рейна, уже более-менее оправился от предыдущих набегов, в нем снова завелись торговые гости и товары, но там еще не было нового графа с сильным войском, которое могло бы дать отпор новым захватчикам. Не имеющий никаких укреплений Дорестад оказался в их власти мгновенно, вместе со всеми людьми и их имуществом.
Но теперь сыновья Хальвдана, вооруженные не только отличными рейнскими мечами, но и опытом, поступили умнее,