не изменилась. Как же хорошо быть дома после ужаса, пережитого в больнице будущего. Посмотрев в зеркало, я быстро поправила длинные черные волосы и красно-зелёное сари. В Костиной России начала 21-ого века я бы, наверно, была совсем ребёнком. А здесь в мои двенадцать лет уже надо быть девушкой.
Судя по звукам, отец находился в кабинете. «Хватит колебаться», – стараясь придать себе уверенности, я подошла к двери: «Пора поговорить».
К моему удивлению (а, впрочем, всегда чувствовалось, что папа Риши всё понимает), мне даже не пришлось подробно объяснять.
– Так должно было быть, – спокойно кивнул он. – Для этого я и вожу тебя с собой по всей стране. Чтобы помочь тебе вспомнить. Как только ты видишь что-то знакомое – это проясняет твою память. Поэтому ключ к ней – видеть как можно больше мест.
– Но почему я попадаю именно в этих людей? Почему не в других?
Отец засмеялся:
– Ты попадаешь в себя, дочка.
Меня аж передёрнуло:
– Ну, тогда у меня раздвоение личности… Точнее, уже расчетверение…
– Разве? – он приподнял брови. – Вот сейчас ты моя дочь Амрит.
– Но я помню ещё троих себя!
– Помнишь – да. Но ощущаешь ты себя как Амрит?
– Пожалуй, да…
Папа изучающе с улыбкой смотрел на меня. А мне, честно говоря, подумалось, отчего он даже не спросит, как живут люди в другой стране в другом времени. Неужели ему совсем не интересно? Но он не спрашивал и ему, казалось, это совершенно безразлично. А, может, он просто сам всё знает?
– А с тобой когда-нибудь такое случалось, папа?
– Нет, – он пожал плечами и задумчиво посмотрел в окно. – Каждому своя судьба.
– А что значит «попадаю в себя»? Ведь эти люди – Костя, Маркус, Надя – они не я, не Амрит?
Он улыбнулся и посмотрел на меня как на младенца:
– Если ты сейчас наденешь жёлтое сари или голубое, то ты перестанешь быть Амрит? Тело – это всего лишь одежда, малыш.
– То есть их жизни – они мои?..
– Конечно, – он засмеялся, – мне странно, что ты не поняла этого раньше. Ты что же, думала, что завладеваешь чьим-то телом на время? А какую же из этих жизней ты в таком случае считала своей?
Я заёрзала на стуле:
– Кости…
– И почему? – карие глаза щурились от смеха.
– Потому что из его жизни начались перемещения…
– То есть первое сари, в котором ты себя помнишь – твоё, а остальные чужие? – папа откровенно смеялся.
Я тоже улыбнулась. Признаться, самое радостное в этот момент для меня было понять, что он на самом деле мой отец. И Ангелика именно моя жена, а не чья-то, а Клеменс мой сын. И все мои братья, сёстры, мамы и папы – они все моя настоящая семья.
– Но… если я вдруг вспомнила свои прошлые жизни, то как я могла туда попасть и что-то менять там?
– Менять как раз не советую, – посерьёзнел папа. – А в чём проблема туда попасть?
– Ну, как же… – его лёгкое отношение к тому, что шокировало бы любого другого,