мне снова отучиться в школе! Какое счастье, что в мои планы это не входит.
– Здравствуйте! – Макс чуть подтолкнул меня вперёд, как только мы зашли в кабинет к комиссии.
– Здравствуйте. Присядьте вот здесь, – показали ему на стул у стены. – А ты подойди сюда, – женщина в центре строго, но в целом доброжелательно смотрела на меня. – Скажи мне, сколько на этой картинке вишенок? – она показала на одну из многочисленных картинок на стене: ягодки, грибочки, машинки – в общем, всё для детишек.
– Ни одной, – хмыкнула я. Что-то сразу захотелось повыпендриваться и заодно заставить Макса чувствовать себя неловко. Ага, побледнел сразу, засранец… А нечего было тащить меня сюда. Говорили же тебе, что голова болит.
Женщина нахмурилась:
– Посмотри повнимательнее. А вот это что? – она ткнула пальцем в картинку.
– Это черешня. И их тут семь. – Выглядела я уже нагловато и захотелось смягчить, поэтому я пояснила: – вишня темнее.
Учителя сразу заулыбались, а главная экзаменаторша даже не обиделась.
– Хорошо, молодец. Расскажи нам какое-нибудь стихотворение.
Нахмурив лоб, я пыталась хоть что-то сообразить. Макс на своём стуле изошёлся весь, губами суфлируя мне «Ехали медведи на велосипеде».
А, сам ты медведь! Я вскинула голову:
Мы двадцать лет – почти всю жизнь! – с тобой дружили,
Порой мне кажется, что ссора – страшный сон.
Сейчас проснусь – и сразу же исчезнет он.
А, может, сон был в детстве? Мы ли это были?
Вдруг, загуляв с моей девчонкой, ни за что,
Ты говоришь, что больше мы с тобой не дружим,
И видеть боль мою тебе совсем не нужно,
Тебе и смерть моя была бы нипочем.
О, нет, Макс, я не буду бить тебя и спорить,
Оставим это всё отпетым дуракам.
Мне просто невозможно мысли перестроить,
Гораздо проще пить пойти по кабакам.
Сложно после боли вспоминать о хорошем
И так легко плохое в сердце воскрешать.
Но как забыть тому, кто «лучшим другом» брошен?..
Когда же, наконец, я научусь прощать?..
Я вновь вдруг не могу смотреть на ваши лица,
И сердце будто только сегодня избито.
Эх, сейчас бы мне, память вырубив, напиться…
И ничто не прошло, и ничто не забыто.
А впрочем, уже всё равно. В конце концов,
Все рассуждения глупы и бесполезны.
Вы оба мне сейчас совсем неинтересны.
Не стоило держать среди друзей врагов.
Макс смотрел на меня широко распахнутыми глазами. Я мельком довольно подумала, что ради такого его взгляда можно было потерпеть и ненавистную роль его ребёнка, и этот дурацкий никому не нужный экзамен.
Комиссия, казалось, тоже была озадачена:
– А кто автор? Как называются стихи?
– Константин Лазарев, – на этих словах Макс, к моему удовольствию, ещё раз вздрогнул, – …ммм… без названия.
– Стихи, конечно, не по возрасту… –