пойми ты меня…». И тут я с холодком, пробежавшим по спине, подумала, что Костя мог только мечтать о таком воспитательном процессе и таких родителях. Я заёрзала на стуле. Чёрт подери! Уж не захотелось ли мне родиться у них? Ну, уж нет!
– Ты хоть представляешь, какой ужас испытывают родители, когда их ребёнок убегает один неизвестно куда? – поднял голову Макс, прерывая затянувшуюся паузу. – А если бы мы с мамой уехали куда-то, и ты не могла нас найти?
Вот тут я захохотала. Я сижу, мечтаю от них избавиться, а он… Я смеялась до икоты, пока он багровел.
– Ну, ладно, ладно, ладно!.. – прервала я и свой смех и его грозящиеся вылиться на меня эмоции. – Я осознала, – изо всех сил постаралась я сделать серьёзное лицо, – и больше сбегать никогда не буду. А что за друг у тебя умер? Костя Лазарев? – попыталась я перевести тему. Лучше пусть говорит ересь про нашу «дружбу», чем отчитывает.
Уловка удалась, боль вновь исказила его лицо.
– Да… Костя. Лазарев. …Твой любимый поэт, – на миг грустно улыбнулся он, но тут же в глазах снова блеснули слёзы. – Я даже не был на его похоронах. Не знал, как он умер. Если бы я мог хотя бы поговорить с его родителями… хоть с кем-то… – казалось, он забыл, что говорит с ребёнком.
– То что – тебе бы стало легче? – возникла у меня интересная идея, которую мне было бы сложно реализовать одной.
– Да. В чём-то. – Он пожал плечами.
– Мы можем найти водителя, который был за рулём в момент ДТП. Если он жив, конечно. Узнать, как умер Костя. Хочешь?
Хорошо, конечно, что я знаю дату и причину своей смерти, но чем больше подробностей, тем надёжнее. Лучше всё узнать, прежде чем перемещаться в Костю и подстилать роковую соломку. Вдруг ошибёшься.
Макс посмотрел на меня с грустной улыбкой и вдруг встал и, подойдя, крепко обнял меня.
– Спасибо, малыш. Я знал, что ты у меня добрая девочка.
– Только ты меня с собой возьмёшь! – я тихонько вырвалась из объятий. – Он же мой любимый поэт.
– Надюш… – он улыбнулся, присев рядом. – Да где ты найдёшь его сейчас… да и зачем… столько воды утекло…
– Найти не проблема, – сразу взяла я быка за рога. – Он работал в такси «Три семёрки», дату его смены мы тоже знаем – седьмое июля две тысячи тринадцатого. …Это из интернета, из интернета! – добавила я, сразу ответив на его вопросительно поднятые брови. – А зачем… да разве тебе не хочется послушать очевидца о последних минутах жизни твоего лучшего друга? Хоть как-то помянуть его, так сказать?
Макс вздохнул. Наверно, он понимал бессмысленность этой затеи, но, с другой стороны, мне слишком хорошо был известен такой сорт людей вообще и мой бывший друг в частности: не желая совершать реальных действий ради близких людей, они потом очень долго онанируют свои извилины, вспоминая, рассказывая, слушая про погибшего, и чувствуют при этом себя чуточку легче. Типа что-то сделал.
Так что, сам, наверно, не понимая, зачем, Макс всё же набрал номер «Трёх семёрок» (к счастью, существующих до сих пор), и даже таксист