Фактическая информация о заданной цели: возраст, предполагаемая внешность, характерные черты поведения, простейшие следы появления – находятся в этом документе. По прочтении ты уже давно сознаешь, что нужно сделать» – Чарльз рассказывал отчетливо, ясно, стараясь в какой бы то ни было момент не потеряться и не сбиться в глубоких гипотетических пронзительных выявленных описаниях цели, по окончании своего содержательного устного доклада он пододвинул ближе к Джеймсу лежавшую на столе тоненькую папку с несколькими считанными в ней прочными страницами.
Сам психотерапевт, замолчав задумчиво после всего сказанного, в каком-то порывистом гонении отвернулся от собеседника, пристально разглядывая окно, время от времени вглядываясь в вырисовавшийся там городской пейзаж. Главный герой лениво кивнул, словно не ради разговора, а для себя. Он усталой тяжелой рукой осторожно и цепко взял тоненькую, еле составленную, по крошкам, такое ощущение, папку, сел на свое привычное кресло, где обычно работал с нравоучительными невнятными речами Чарльза. За все время этакого периода обучения у Организации, своеобразным искусным образом подготавливаясь к будущей значительной профессии Джеймса. Не сказать, что наш приятель когда-то вообще испытывал желание быть действительным звеном в подобной схеме. Сомнительно полагать, что в своем юношестве он вовсе всерьез раздумывал о принципиальном лишении жизни определенных, выбранных персон. В интересах политических, социальных, экономических. Еще когда жизнь считалась нормальной, некоторые особо изнеженные и обособленные от общественной жестокости дети горестно и въедливо рассуждали о сложно не уравновешенной и чуждой натуре Джеймса. С его угрюмостью, склонностями к злости, бесповоротной подавленностью, но сильным характером, многие верили, что ученый выйдет из него менее выдающийся, нежели военный, участник крупной банды, тот же наемный убийца. Что сейчас дивиться таким детям? Они все же гении, раз сумели предугадать заданное течение жизни? Или такие же простые, банальные и наивные люди, оставшиеся при своем твердом, назойливом мнении? Кто б знал, кто б знал, что никакая это не злость, а лишь ее беспощадная и неуступчивая попытка заключить человека под свое влияние. Джеймсу грустно и тяжко вспоминать таких людей, которые представились миру слишком слабыми и непримечательными, чтобы с ними когда-то вести спорные и идейные переговоры. Знали бы они, как хотелось главному герою озлобиться, каким простым и функциональным, выгодным для него все это казалось. Однако каждый раз по какой-то уже давно утраченной свой словесный понятный облик философии мужчина перебарывал себя, горячими розгами выбивая из себя гадкую, пронзительно вязкую слизь ненависти. Такое чувство может быть с человеком, должно в обозначенный момент жизни случиться с ним, обыграть или, наоборот, уступить. Но никогда нельзя позволять ненависти играть за двоих, руководить