что нынче худшие трупы стали лучшими новостями.
Спрос рождает предложение.
Предложение – определяет спрос…
Жаль, конечно, что тот безголовый был просто «черным», а не местным олигархом или, еще лучше, мэром или вице‑губернатором. Впрочем, те и так безголовые, хоть и с головами…
Журналисты позубоскалили и разошлись по домам.
Завтрашний день должен принести новые трупы.
И послезавтрашний…
Глава 3
Почему‑то все считают, что «черный ящик» – это такой небольшой прямоугольный ящик, покрашенный в черный цвет. И называют его так потому, что «ящик» по форме и сути напоминает гроб, а черный цвет – цвет траура.
Ничего подобного. И вовсе это не ящик, а шар, и покрашен он не в черный цвет, а в оранжевый. «Ящик» в форме шара лучше противостоит динамическим перегрузкам и ударам, а цвет – так он универсальный: все спассредства на воздушном и океанских флотах обычно оранжевые, чтобы яркой расцветкой бросаться в глаза.
Именно такой не черный и не ящик лежал на столе. Уже распотрошенный. Здесь же была копия акта его вскрытия, в которой расписались все должностные лица, кому это было положено сделать. Оболочка сильно обгорела и была помята, но внутренности в основном уцелели, потому что «ящик» был способен выдерживать запредельные температурные режимы.
На «пленке» звучали голоса уже мертвых людей, которые произносили обычные в таких случаях фразы про шасси, углы, закрылки, скорость, высоту… Но потом привычная речь оборвалась, и двадцать семь секунд экипаж говорил «нештатным языком».
– Удар… кажется, левый двигатель… Отчаянный трезвон аварийной сигнализации, который звучал уже беспрерывно, фоном, все двадцать семь секунд, до самого конца.
– Отказ двигателя…
– Высота восемьсот!..
– Штурвал!..
– Тянем!..
– Пятьсот пятьдесят!..
– Держи! Держи!..
– Падаем, Сережа!.. Падаем, твою мать!..
Какие‑то невнятные, отчаянные крики, мат и… Тишина!
Всё!..
В этот момент они жить перестали. Они и пассажиры.
Другая запись, которая фиксировала показания приборов, была бесстрастна, потому что приборы не имели нервов и не могли перед своей гибелью кричать: «Держи, Сережа!..» – и крыть по матери. Они в рабочем режиме писали высоты, крены, температуры, расход топлива и еще с десяток параметров до самого последнего мгновенья. До момента, пока датчики не расплющились и не сгорели. Но показания приборов были даже более информативны, чем крики экипажа, потому что давали объективную картину.
Отказ левого двигателя…
Массированное возгорание…
Сработка автоматических средств пожаротушения…
Потеря скорости…
Высоты…
Да, сходится. С тем, что говорит экипаж, сходится. Такое впечатление, что кто‑то шарахнул в хвост аэробуса ракетой класса «земля – воздух». Но только кто мог шарахнуть? Почти в центре России? Может, все‑таки это что‑то другое?..
В