передо мной и повсюду, она отражалась в бесчисленных зеркалах, меня обступал хоровод голубых платьев с буфами.
«Потому что ты очаровательное дитя и ей захотелось порадовать тебя», – ответил я слабым и чужим голосом.
Она беззвучно рассмеялась.
«Очаровательное дитя, – повторила она, насмешливо взглянув на меня. – Ты все еще считаешь меня ребенком? – Ее лицо вдруг потемнело, она взяла игрушку в руки, наклонила фарфоровую головку к груди. – Да, я похожа на ее кукол. Я и есть кукла. Стоит посмотреть, как она работает, возится со своими куклами, рисует им одинаковые глаза, губы…» Она коснулась собственных губ.
И вдруг словно ветер пронесся по комнате, казалось, что стены качаются, будто земля под гостиницей содрогнулась. Где-то внизу катились экипажи, но это было слишком далеко, в другом мире. И я увидел: вот она сжала руку, стиснула куклу в кулачке; фарфоровые осколки посыпались на пол из окровавленной ладошки. Она тряхнула кукольное платье, и на ковер дождем полетело мелкое крошево. Я в ужасе отвел глаза, но снова увидел ее в зеркалах: она внимательно разглядывала меня с ног до головы, потом шагнула вперед, как из зазеркалья, и подошла к кровати.
«Почему ты отворачиваешься, почему не смотришь на меня? – спросила она тонким, детским голосом. Потом вдруг рассмеялась, в точности как взрослая женщина, и добавила: – Ты думал, я навеки останусь твоей маленькой дочкой? Разве ты отец кукол? Или просто глупец?»
«Почему ты говоришь со мной так?» – спросил я.
«Гм…» Похоже, она кивнула.
Краешком глаза я наблюдал за ней, она казалась мне подобной яркому пламени, в котором смешались два цвета: золото волос и небесная голубизна платья.
«Что думают о тебе они, – спросил я как можно мягче, – там?»
Я указал на распахнутое окно.
«Разное. – Клодия улыбнулась. – Подчас меня восхищает человеческая способность находить объяснение чему угодно. Тебе доводилось встречать лилипутов в парках и балаганах, уродцев, которые за деньги развлекают глумливую толпу?»
«Я и сам был всего лишь подмастерьем у фокусника и фигляра! – сказал я вдруг, сам того не желая. – Подмастерьем!» Мне хотелось прикоснуться к Клодии, погладить ее по голове, но я боялся ее гнева, готового вот-вот вспыхнуть.
Она опять улыбнулась, взяла мою руку и накрыла ее крохотной ладошкой.
«Да, подмастерьем! – повторила она и рассмеялась. – Тем не менее я прошу тебя снизойти с непостижимых вершин твоего духа и ответить всего на один вопрос. Что ты чувствовал, когда… спал с женщиной? Как это бывает?»
Сам не помню, как я очутился в прихожей и принялся лихорадочно искать перчатки и шляпу, как человек в минуту помутнения рассудка.
«Ты не помнишь?» – спросила она холодно и спокойно, когда я уже взялся за медную ручку двери.
Я остановился, ее взгляд жег мне спину; мне было стыдно своей слабости. Я повернулся к ней и сам не мог понять, куда собрался идти, зачем, почему здесь стою.
«Это всегда было так торопливо. –